Rudolf Pflugfelder
(Zierenberg)

          Среди таких известных имён, как Василий Алексеев, Юрий Власов, Аркадий Воробьёв, иногда попадаются немецкие: Рудольф Плюкфельдер, Давид Ригерт, Роберт Шейерман, Рудольф Шум. Вклад этих советских немцев в развитие тяжёлой атлетики трудно переоценить. Недаром Р.Плюкфельдера ("Плюка") при жизни называют "великим атлетом и великим тренером".

          К сожалению, одного человека из перечисленных выше уже нет в живых: не выдержало надорванное сердце заслуженного мастера спорта, многократного чемпиона СССР Р.Я.Шейермана. Он скончался в возрасте семидесяти четырёх лет в городе Хаген (земля Северный Рейн-Вестфалия) 29 марта нынешнего 2009 года. Его некролог и краткие воспоминания о нём Franz'а Harder'а, свойственника покойного, были опубликованы в апрельском номере нашего журнала. Читателей заинтересовала спортивная и служебная карьера одарённого штангиста. Рассказать о ней со знанием дела может лишь соратник.

          К счастью, читателем нашего журнала является наставник Роберта Шейермана — Р.В.Плюкфельдер, победитель Олимпиады 1964 года в Токио, многократный чемпион мира, Европы и СССР. Напомним: около двух лет назад мы опубликовали материал к его 80-летию.

          Потеря товарища не оставила великого атлета равнодушным. К сожалению, из-за нехватки места его материал пришлось "ужать" вдвое. Память Рудольфа Владимировича поражает. Незабытые детали сообщают нашему заголовку дополнительный смысл: память "Плюка" платит щедрую дань. Умножила эту дань и его недавно вышедшая в Москве третья книга, готов материал для четвёртой...

          Публикуемые здесь воспоминания достоверны. В них нет благих прикрас, обычных для прощального слова. Рассказ без утайки воссоздаёт атмосферу, царившую в спортивной элите, и показывает, как "пятая графа" могла повязать при Советах по рукам и ногам. Сказался её гнёт и на линии поведения самородка Роберта Шейермана...

          Вновь посетив на днях Р.В.Плюкфельдера в живописном городке Zierenberg, мы нашли атлета по-прежнему бодрым, приветливым и словоохотливым. Бывшая будка для ульев, переоборудованная им в персональный тренировочный зал, не простаивает: "Плюк" не расстаётся с "железом", принёсшим "стране развитого социализма" столько "золота". Предоставим, однако, слово "железному Рудольфу".

          Роберт Яковлевич Шейерман родился в 1935 году на берегу реки Ишим, куда выселили раскулаченных немцев Поволжья. На сибирских просторах вдоль Ишима и Каргалы уже существовали десять посёлков, обозначенных лишь номерами. В тогдашнем адресе Шейермана эти безликие номера преобладают: Осакаровский район, посёлок № 5, улица № 1, дом № 16. Точнее, не дом, а саманная землянка. Теперь здесь посёлок Литвиновский. Тут похоронен в 1937 году отец Роберта, Яков Петрович, скромный бухгалтер местной больницы: тогда свирепствовали холера и дизентерия. В соседнем посёлке № 4 — могилы троих детей матери Роберта, Марии Андреевны, от первого брака. Роберт рассказывал, что его брата Виктора отправили в конце войны на фронт. Вернулся он сержантом. Тихий и скромный, Виктор редко надевал заслуженные награды. Были ещё братья Яков и Фёдор, но выжила только сестра Вера. Это дети от первого брака отца. Приветливая, очень миловидная, с театральным, если можно так выразиться, лицом, мать больше не решилась выйти замуж. Роберт был к ней очень привязан.

          К 14 годам он перепробовал все земледельческие профессии. В 16 лет его мобилизовали в ГПШ (горнопромышленную школу) Караганды. Брали туда по три человека от каждого посёлка.

          "Я, не раздумывая, вызвался первым, — вспоминал Р.Шейерман. — Там бесплатно одевали, кормили и обучали. В райцентре Осакаровке я впервые сел на поезд до Караганды. Там живёт моя родная сестра. В городе впервые увидел трамвай и троллейбус. Меня зачислили в ГПШ № 29. Одели, обули, поселили в общежитие.

          И мы стали строем, как в армии, ходить на занятия. Они проводились на стройках. Я тогда многому научился, но скучал по деревне и по матери. Она вскоре нас навестила. Сестра настаивала, чтобы я перешёл работать на шахту: мол, будешь с моим мужем в одной упряжке. Я согласился. Вскоре мы забрали из деревни мать. Меня зачислили на участок № 2 шахты № 18 навалоотбойщиком. Скучать не приходилось: всё "давай, давай!""

          Почти год Роберт проработал на шахте на коксующихся углях. В сентябре 1954 года он получил повестку из военкомата. На службу провожали тогда торжественно, с музыкой. Привезли в Свердловск.

          Благодаря своим успехам в тяжёлой атлетике, Р.Шейерман стал после срочной службы кадровым военным, отстаивал спортивную честь армии в ЦСКА.

          Когда я приехал на сборы в Свердловск, Роберт пригласил меня к себе домой. Его мать не говорила по-русски, обращалась к сыну на диалекте поволжских немцев, а он отвечал по-русски. Встреча была интересной, я чуть не опоздал к отбою. В те годы я из-за болезни сердца после работы сапожничал и много читал. Книги — это дар божий. Исторические книги, равно как и Библия, воспитывают. Молодой Роберт Шейерман любил слушать. Он умело выуживал из меня всё для него интересное.

          Роберту дали квартиру с условием, что он в течение года женится. Встал вопрос: на ком? О возможной русской избраннице мать ему сказала: "Ich will mit ihnen nichts zu tun haben. Die Russen haben mich genug gequellt". ¹ "Времена меняются", — возразил Роберт. А мать: "Это всё в газетах врут. Ссылают и не возвращают, откуда выслали". Шейерман посмотрел мне в глаза и спросил: "Ну что, мудрец Плюк, молчишь? На ком мне жениться? Хотелось бы на немке, и чтобы ты её знал. В Свердловске я мало с кем общаюсь". "У нас, — говорю, — в посёлке Афонино с девушками негусто. Но у меня есть мудрый наставник Эдуард Кирхмайер. Он столяр, а до высылки в 1941 году в Сибирь работал учителем. У него две дочери. Вернее, три. Старшая, Тоня, замужем, а Эрна и Клара ещё нет. Эрна учится на втором курсе Новокузнецкого пединститута. Блондинка, стройная..."

          Роберт стал у меня выпытывать, как я познакомился и почему женился на немке. Я объяснил ему, что мои родственники, женатые на русских, считают, что их дети несчастны: они не знают, к какой культуре примкнуть. Отец мой говаривал: "Halber russisch, halber daitsch — kommt der Vater mit der Peitsch".²

          Роберт сказал, что в мае в Новосибирске состоятся их армейские соревнования, и он заедет в наше Афонино. Я дал ему адрес Эрны и спросил у неё и у её родителей, может ли мой друг Роберт Шейерман посетить их для знакомства. И он приехал, когда я, как назло, был на своих соревнованиях. Из-за служебных дел Роберт общался с Эрной только сутки. И девушка, и её родители ему понравились. Да и Роберт им приглянулся. Он готов был осенью жениться, но с условием, что Эрна сразу же переедет в Свердловск к матери Роберта. По мнению отца Эрны, при постоянных разъездах Роберта это не сулит ничего хорошего: "Heirat ist kein Pferd gekauft. Madchen, mach die Augen auf".³ Кирхмайеры решили: если Роберт приедет снова — будем говорить.

          Роберт Шейерман готовился штурмовать 500-килограммовый рубеж в весе 102,5 кг. В письмах он убеждал Эрну, что к великому Ленину приехала его будущая жена Крупская, и всё было нормально. Эрна ответила, что не намерена так круто всё менять: учится она успешно, получает повышенную стипендию... Ты, мол, красивый и найдёшь себе такую же немочку в Свердловске...

          7 января 1962 года Р.Шейерман попросил руки у студентки экономического института этого города, которую тоже звали Эрной.

          В Москве в Сокольниках в спортзале "Шахтёр" с 27 по 31 июля 1963 года проходила Спартакиада. Я тогда "замолотил" хорошую сумму — 465 кг, но венгр Дьёзе Вереш в моём весе набрал эту же сумму троеборья на чемпионате мира ещё год назад. А за две недели до моего выступления на Спартакиаде Вереш осилил даже 475 кг (160 + 135 + 180). В Будапеште радовались: у них появился блиц-атлет.

          После соревнований меня встретили Роберт и Эрна, очень привлекательная, стройная дама. Я же был с ремнём в руках, весь в поту и в магнезии, пахнущий растиркой. Я тогда сказал Шейерману с грустью: "Победа победой, но мировой рекорд — 475 кг — у Вереша..."

          Позже я иногда получал от Роберта письма с поздравлениями ко дню рождения или к Новому году. Молодых я тогда так и не навестил. Вскоре у них появился сын, названный в память об отце Роберта Яковом. Бережно храню фотографию этой красивой молодой семьи.

          Друг Роберта Б.П.Андреев, начальник УВД Свердловской области, с которым через него сблизился и я, присылал из Омска, куда его перевели по службе, грустные письма. Читая их, я порой озирался: не заглядывает ли кто через плечо? В одном из них Андреев сообщил, что скоро будет в Ростове-на-Дону, где я тогда жил, читать лекции молодым милиционерам.

          Где-то летом 1974 года Андреев позвонил: мол, я остановился в гостинице и жду вас с женой к такому-то часу. Мы посидели в ресторане. Андреев поздравил меня с успехами моих учеников, но признался, что его волнуют безобразные поступки некоторых из них. Но об этом лучше не писать. Наше двухчасовое общение всё же вдохновило меня на дальнейшую неблагодарную тренерскую работу. В конце Андреев спросил, как я вылечил своё сердце, и посмотрел на мою жену Валентину. Она сказала, что меня закалили козни чиновников от тяжёлой атлетики и пережитое в Сибири, где нас, ссыльных, обеспечивали не обещанными "пахотными землями", а тихими похоронами. И сейчас, мол, Рудольф старается не терять спортивную форму...

          Нашей встречей Б.П.Андреев остался доволен. Провожая нас, он сказал: "Скоро я, видимо, вернусь из Омска в Свердловск. Парадокс, но из-за тебя, Рудольф, меня скорее уволят". Я добавил: "И Роберт поможет". "Да-да".

          Мы обнялись. Моей Валентине достался комплимент. Больше мы не виделись. Уже в Германии Роберт Шейерман позвонил мне из Хагена, что Б.П.Андреев у него в гостях. Если, мол, нас навестишь, мы будем рады. Я извинился, что из-за радикулита уже неделю лежу в постели. После отъезда гостя я узнал от Роберта, что дочь Б.П.Андреева вышла замуж и живёт в Австралии. Отец, мол, собирается скоро её навестить.

          Этому, увы, не суждено было сбыться. В сухой бане, куда Б.П.Андреев пошёл с друзьями, сердце этого здорового на вид крупного человека не выдержало. Роберт Шейерман с его прооперированным сердцем тоже был на особом учёте. Примерно в 1992 году он через мать жены получил вызов на постоянное жительство в Германию.

          Роберт позвонил мне в Циренберг, что он уже на родине предков. Звонил и после операции на сердце, рассказывал, как они добирались до Германии на своей машине. На территории Польши их несколько раз останавливали бандиты и требовали дойчмарки или доллары. При них даже сожгли чью-то машину. Не дадите, мол, денег, разнесём в пух и прах и вашу. Роберт убеждал вымогателей, что у них не осталось валюты. Ваши-де собратья раздели нас уже трижды...

          Через месяц Роберт попал в полубессознательном состоянии в больницу. Писал, однако, что чувствует себя хорошо и что как никогда познал бога. Советовал и мне верить и почитать Иисуса Христа.

          В 2000 году Роберт с женой побывали у нас в гостях. Приехали без предупреждения. Я уже знал, что у Эрны рак костей. Страшная болезнь, врагу не пожелаю.

          Эрна была очень бледна. Вскоре раздался звонок: мы, мол, вас, то есть чету Шейерман, ждём. Я укоризненно посмотрел на Роберта: "И как это, по-твоему, называется? Сколько раз я был у тебя дома, а ты ни разу из Ленинграда не заехал ко мне в Вильнюс. Там отмечали столетие российской тяжёлой атлетики, а я, уволенный после отъезда матери в Германию, был в таком унизительном положении..."

          Роберт меня упрекал, что я недостаточно религиозен. Я ему напомнил, что и на его плечах ещё не выцвели подполковничьи погоны... Вмешалась Эрна: "Рудольф Владимирович, мы с Робертом чуть не развелись..." И повисла пауза.

          Валентина спросила, что же случилось. "У нас родился внук, мы хотели крестить его по нашей, то есть баптистской вере. Но Роберт рассердился: мол, все его предки были лютеранами. Если отцу ребёнка всё равно, то он, Роберт, пока жив, этого не допустит. Внук, дескать, мой — и баста. После операции он стал невыносимым. Может, в больнице ему поставили чужое сердце?".

          Да, это был уже не тот Шейерман, который выпытывал у меня передовую методику тренировок. Он говорил в основном о том, что наши немцы, вернувшиеся на родину, неохотно посещают кирху. Ругал А.Н.Воробьёва, дважды олимпийского чемпиона, ставшего крупным чиновником от тяжёлой атлетики. Воробьёв, дескать, поехал в Москву за степенью доктора наук. "А тебе сколько причинил неприятностей с Ю.Дугановым и А.Чужиным! — добавил Роберт. — Ну да всё прошло".

          Я сказал ему, что никогда не слышал, чтобы он жаловался на сердце. "Знаешь, Рудольф, служба, тем более командование спортивной ротой, не сахар. Хорошо, что я тренерскую работу по штанге с профсоюзами не прерывал. Комиссовался и продолжал тренировать".

          Шейерманам снова позвонили из Касселя, что ждут их на вокзале. Эрна при расставании прослезилась: "Больше я вас не увижу"...

          Через два года Шейерман позвонил нам из Болгарии: во время купания у Эрны произошёл обвал скелета: рак проник всюду. На похороны я не поехал: душераздирающая церемония была мне не под силу.

          Роберт знал об этой моей слабости и странно как-то мне позвонил. Приедешь, дескать, езжай сразу на кладбище, а оттуда поедешь домой. Будто не хотел, чтобы я его навестил. Может, мы с Валентиной его не поняли?

          Но вот умер и сам Роберт Шейерман. Ушёл к своей любимой жене Эрне.

          Жили они дружно. У них родилась ещё дочь Ольга. Недавно она вышла замуж. Их сын Яков как-то мне позвонил. Голос поразительно похож на отцовский...

          Р.Я.Шейерман начал занятия тяжёлой атлетикой в ноябре 1954 года. Будучи военнослужащим, он выступил в составе свердловской команды, осилив в троеборье 280 кг (82,5 + 87,5 + 110). Первым своим тренером он по праву считал В.М.Кочегарова. О начале пути в спорте Роберт вспоминал:

          — 17 марта 1955 года я, солдат-новобранец, завёл спортивный дневник. Тренер записывал все мои тренировки. Позже я стал учитывать их сам. Записал, что 100 кг удалось выжать накануне дня моего рождения — 22 марта 1955 года. Выступил на первенстве Свердловска по штанге среди новичков. Набрал в сумме троеборья 322,5 кг: жим — 102,5 кг, рывок — 97,5 кг, толчок — 122,5 кг. Уже в июле толкнул 135 кг. Спасибо тренеру Кочегарову — он постоянно твердил: "Хочешь много поднимать — паши!". К осени я увеличил сумму троеборья до 347,5 кг. Вскоре выполнил норматив первого спортивного разряда.

          Меня выставили на чемпионат Вооружённых Сил, где я набрал в троеборье 352,5 кг (112,5 + 107,5 + 132,5). Поехал на соревнования во Львов, был несколько раз в Москве. Результаты заставили обратить на меня внимание. Как-то раз ко мне подошёл А.Н.Воробьёв и сказал, что я буду выступать вместо него: он, мол, скоро уедет. Весил я тогда 85,5 кг. Тренер был мною доволен. Здесь, Рудольф, сам знаешь, начался мой рост. Но вскоре сильно заболела спина. Меня предупреждали... Лечился я массажем и грязями.

          — Это было со мной впервые, — грустно заметил Р.Шейерман. — В.Н.Гроссман выдал мне талоны на питание, и меня отправили на учебно-тренировочные сборы. Были там и Станислав Боровиков, и Борис Павлович Андреев, в будущем генерал. Всё внимание было приковано к Боровикову. Он весил 100 кг. Боровиков взял две двухпудовые гири и проделал с ними упражнение "крест" — свёл и развёл руки, и так три раза. В штанге он шутя справился с жимом 100 кг. Б.П.Андреев, ростом около двух метров, стал кандидатом в мастера спорта СССР и чемпионом в тяжёлом весе в соревнованиях на приз легендарного силача "дяди Вани" (Лебедева).

          Когда Роберт ещё выступал в весе 90 кг, я передал ему свою технику. Он знал, что я с 1946 г. по 1952 г. испытывал боли в области сердца. Он у меня всё выпытал в Нальчике.

          Там мы много поработали над "Биомеханикой" Донского. Впоследствии, когда Шейерман был освобождён от службы, он в свободное время встречался с солдатами и проводил показательные тренировки. Этого другие корифеи тяжёлой атлетики не делали.

          Я делился с ним, какой должен быть режим, разработал специальные упражнения, которые дают наилучший эффект возбуждения нейронов для рывка в "ножницы". Но Роберт моей методикой почему-то не соблазнился. Подчёркиваю: тренировать надо и сердечную мышцу.

          В Свердловске у Шейермана были хорошие консультанты — врачи Воробьёв, Ходаков, М.Б.Казаков. На тренировках я корректировал слишком сложную технику Роберта. Предложил ему сделать старт выше.

          В четвёртом и пятом позвонках у него не хватало гибкости, чтобы освободить "антагонистов". На сборах в Нальчике Роберт сделал революционный шаг. Он понял, что в Свердловске меня кое-кто игнорирует, и я попросил его нигде обо мне не упоминать: "Ты этим себе только навредишь". Так оно и было.

          На сборах под Москвой Роберт стал встречаться со мной реже. Не вдаваясь в анатомические детали, скажу лишь, что, если у спортсмена нет определённых врождённых особенностей, тренировать его для большой перспективы смысла нет: допустить его можно только для "массовки". В те годы я обрёл опыт визуального отбора штангистов — по "анатомии".

          Шейерман намекал мне, что его служба в рядах Советской Армии скоро заканчивается, а он, мол, ещё не определился. С душевной болью я вынужден был признать, что анатомические особенности не сулят Роберту впечатляющих успехов в новой весовой категории. В карагандинской шахте, где он раньше работал, его левую руку сдавило вагонетками. Локоть еле выровняли, произошёл сдвиг в левом плечевом суставе. То бишь если атлет перейдёт в тяжёлый вес, то мышцы будут не в состоянии удержать нагрузку на кривой локтевой сустав.

          Затем я заметил, что Шейерман — как аист: часто разбегается, а взлететь не может. Он знал, что А.Н.Воробьёв холодно относился ко мне, хотя я с ним долго упражнялся по немецкому языку перед сдачей им кандидатского минимума. Роберт Шейерман обладал талантом нравиться, и я ему охотно помогал советами.

          Когда в 1963 году проходили соревнования в Сокольниках, меня поселили в общежитии. Роберт с женой остановились в гостинице-люкс. Шейерман готовился дать бой шести сильнейшим атлетам страны. Все они были примерно равны по силам, сумма — 475 кг. Я пришёл на соревнования к концу его выступления. Еле успел поздравить Роберта с первым местом. Его результат — 475 кг. За год он прибавил в сумме троеборья 25 кг. В жиме он в 1963 году брал 155 кг, а в 1964 году — уже 170 кг. За год прибавил за счёт собственного веса 15 кг, в рывке — 2,5 кг, в толчке — 8 кг. Это большой успех. Сумма — 500 кг. В Свердловске Шейермана славно чествовали.

          Наступил олимпийский 1964 год. В Токио я победил. Этот год оказался для меня вдвойне знаменательным: олимпийским чемпионом стал и мой ученик Алексей Вахонин.

          Когда "закрыли" весовую категорию 102,5 кг, которую за пределами СССР не признавали, Шейерман отдался армейской службе. Окончил институт физкультуры, дослужился до звания подполковника, обзавёлся влиятельными знакомыми. Он написал мне, что у них появился чрезвычайно талантливый атлет Д.Н.Ригерт (так в тексте — Сост.), который "свободен", то есть без тренера и без команды.

          На мой вопрос, почему бы ему, Роберту, самому не заняться тренерской работой, Шейерман ответил: "Ученики когда-нибудь меня предадут". "А почему тогда ты думаешь, — спросил я, — что эти же ученики не предадут меня?". "Кто от тебя, Рудольф, уйдёт, тот либо круглый идиот, либо провокатор".

          Вскоре я приехал в Свердловск. Роберт, как всегда, встретил меня радушно, хотя я заметил, что он побаивается А.Н.Воробьёва. Предложил мне пройти в зал. Там, мол, и познакомишься с нашим талантливым парнем.

          Парень пришёл в солдатской форме, шлифуя кирзовыми сапогами пол: походка флотская. Я подал ему руку: "Плюкфельдер". "А меня зовут Ригерт Виктор Адамович", — ответил он. И мы приступили к тренировке.

          Ригерт посетовал, что из-за рывка не может выполнить норматив мастера спорта. Я занимался с Виктором-Давидом около часа, но он никак не мог зафиксировать 120 кг в рывке из-за слишком большой подвижности в плечевых суставах. Однако подводить Шейермана мне не хотелось даже несмотря на то, что злые языки стали бы болтать: немцы, дескать, кучкуются. Иначе почему Шейерман не пошёл с нами на тренировку? Значит, опасался за свою карьеру...

          Устраивать спортсмена на производстве нелегко, если у тренера там нет авторитета. Я прикинул: шахта должна будет держать Ригерта на своём обеспечении как минимум 3-4 года. Не выходил из головы и такой вопрос: почему Ригертом всё-таки не займётся сам Шейерман или тот же Воробьёв? Но вскоре мысли об этом меня покинули: впереди был очень трудный экзамен...

          Свои первые Олимпийские игры в 1960 году в Риме я "профукал". На вторых было в два раза тяжелее. Тем более что появился венгерский атлет Дьёзе Вереш, 1936 года рождения. А я родился в 1927 году. Разница в 9 лет. Его стиль — "разножка", а мой — "ножницы". И плюс мои подопечные Вахонин и Андрианов.

          Трудности были ещё и в том, что А.Н.Воробьёв и канцелярия Федерации тяжёлой атлетики не поддерживали моей методики тренировки. А учеников Воробьёва как таковых нет в сборной до сего дня. Меня он наказал рублём за идею быть "играющим" тренером: ни за Вахонина, ни за рекорды Льва Андрианова я не получил ни копейки. Почему? Спросите у него. Скорее всего, Воробьёва раздражало, что я не покушался на мировые рекорды, не будучи подготовленным на 120-130%. Патриотизм он считал первичным, а здоровье атлета вторичным. Сколько штангистов стали от такой психической атаки инвалидами! Взять того же В.И.Алексеева. Немало пострадал и сам Воробьёв. Но попробуй возразить пономарю от тяжёлой атлетики... Тем более, обладая немецкой фамилией...

          Тогда я отовсюду получал письма. Больше всего — от штангистов из сельских районов и от солдат. Один из них, Иван Назарович Назаров, написал, что не решился подойти ко мне в Свердловске, что недавно выполнил норматив мастера спорта в весе 75 кг, и ему посоветовали ехать после службы ко мне. Я попросил срочно прислать его лучшие силовые показатели и тут же написал Р.Шейерману. Роберт сообщил:

          "Только ты, Рудольф, сможешь сделать из него хорошего штангиста" — и указал на недостатки атлета. Назаров "зачётник" (то есть принесёт команде зачёт) для соревнований, и дисциплина у него хорошая.

          Назарову я написал, чтобы он приезжал, но только после Олимпийских игр 1964 г. в Токио, то есть в конце ноября.

          С Шейерманом я связь потерял.

          Говорили, что, после того как он осилил сумму 500 кг в весе 102,5 кг, он преуспевает на службе. Воробьёву его услужливость нравилась. Роберт был действительно человеком рассудительным. Да и "протежёры" были у него влиятельные. С генералом Б.П.Андреевым Шейерманы дружили семьями. Эрна великолепно готовила немецкие блюда, и Андреев приводил к ней свою жену на кулинарную стажировку. Почему Р.Шейерман после 500 кг не смог прогрессировать дальше? Наверное, плохие врачи стимулировали его витаминными препаратами. А главное — он прекратил работать над базой, целиком отдавшись службе. После моего успеха на Олимпиаде в Токио Роберт позвонил мне и поздравил с победой:

          "Рудольф, твоя сумма 475 кг — это здорово. Но ещё удивительнее твой возраст — 37 лет. Воробьёву на Олимпиаде в Риме было 36 лет. Так что твой рекорд будет держаться долго". Я спросил, когда он собирается побить собственный рекорд — 500 кг? "Как только мою сумму побьют, начну тренироваться".

          Через 4 года, 19.04.1968 г., этот рекорд побил Николай Ященко из Львова. Весовую категорию 102,5 кг отменили в октябре 1968 г. Рекорд троеборья остаётся на сегодня непобитым — 512,5 кг (175 + 142,5 + 195). Принадлежит он олимпийскому чемпиону 1964 г. в весе 90 кг, моему другу из Хабаровска Владимиру Голованову. Так что без Роберта Шейермана сумму троеборья довели до 512,5 кг.

          Контакта с Робертом долго не было. Видимо, как и многие, он тогда решил порвать со мной связи. Но генерал Б.П.Андреев напомнил мне о себе и поздравил меня с успехом Д.Ригерта и Н.Колесникова.

          Я встретился с Робертом осенью 1974 года на чемпионате РСФСР в Свердловске и понял, что со здоровьем у него неважно. Когда мы поднимались на третий этаж, у него была сильная одышка. Он объяснил, что Воробьёв настоял на его участии в этом чемпионате, чтобы ему, Шейерману, могли присвоить звание "заслуженный мастер спорта". Я понял, что он записал своим тренером А.Н.Воробьёва, хотя основы техники заложил ему мастер спорта тренер-общественник В.М.Кочегаров. С ним и с Рудольфом Шумом мы обсуждали мои новшества в тяжёлой атлетике.

          Корифеям чемпионатов из ЦСКА создавали по требованию маршала Жукова все условия. Н.Саксонов, А.Воробьёв и Р.Шейерман ставили себе целью воспитать хотя бы одного чемпиона мира. Беспокоились они только о себе. За это их никто не осуждал. Воробьёв окончил медицинский институт, но врачом не стал, занимался отчётами о сборной, и это всё было принято за научную работу.

          То же можно сказать и об Алексее Сидоровиче Медведеве. Всех наших разногласий не опишешь. Успехи моих учеников (А.Вахонина, Д.Ригерта, Н.Колесникова, Л.Андрианова, И.Назарова) намеренно замалчивали, равно как и мои мировые рекорды, которых набралось больше ста. Время шло, но для многих я так и остался представителем тех, кто виновен во Второй мировой войне...

          Роберт Яковлевич Шейерман, пусть земля ему будет пухом, ушёл из жизни рано. Сердце надо тренировать совокупно, по ходу нашей жизнедеятельности. Современная гиподинамия, вкусное пиво и жирная пища, автомобили и прочие блага цивилизации приводят нас к упадку.

          Я часто встречаюсь со своими дочерями. Они все врачи, и их понимание проблемы совпадает с моим. Безработица обедняет жизнь. Молодые засиживаются за компьютерами. Я 10 лет тренировал на общественных началах здешних учащихся. Принцип в теперешней школе такой: "Не высовывайся!". Утвердился предрассудок: если ты сильный, то, значит, дурак.

          Я тренируюсь, а они смотрят. Гиподинамия шагает по миру. Врачи должны взять нашу лень на себя. Очевидно, причина преждевременной кончины атлетов Р.Я.Шейермана и Б.П.Андреева — недостаточная нагрузка сердечной мышцы. Нужно прислушиваться к Амосову и последним рекомендациям учёных в области тренированности. Мы стремимся к удобству и удовольствиям, но забыли о том, что перестали двигаться. Если так будет продолжаться — все сядем скоро в Rollstuhl. ⁴ Итак, бог дал — бог взял?

  ² Наполовину русский, наполовину немец — отцу придётся такого постоянно пороть.

  ³ Бракосочетание под большим вопросом. Открой глаза, не будь совсем простушкой.

  ⁴ Инвалидная коляска.

[на главную страницу]