Л.Плешаков

Феномен Анатолия Писаренко

          Я ждал Анатолия Писаренко в холле гостиницы, куда пришёл за пять минут до назначенного часа. Ко мне подошёл какой-то молодой человек и тихо спросил, не его ли я жду.

          У меня была назначена встреча с супертяжеловесом, с самым сильным на тот момент атлетом планеты. А передо мной стоял высокий стройный парень в отутюженном костюме, при галстуке. Крепкий, сразу видно. Даже наверняка спортсмен. Но не более того. Во всяком случае, не супертяж.

          Но молодой человек не отходил. Он продолжал стоять рядом, в очередной раз, как я теперь понимаю, наслаждаясь произведённым эффектом. Наконец он представился:

          — Анатолий Писаренко.

          И, не скрывая удовольствия, поинтересовался:

          — Правда, непохож?

          Что правда, то правда. Писаренко настолько выпадает из традиционного образа супертяжеловеса, что я, не раз видевший его на экране телевизора, всё равно не узнал, столкнувшись лицом к лицу.

          — Сколько вы сейчас весите? — спросил я.

          — Позавчера было сто пятнадцать пятьсот.

          Позавчера он победил, выступая на Кубке Швеции, но результат показал для себя невысокий.

          — Я не готовился к этим соревнованиям и выступал в "разобранном" состоянии, — объяснил Анатолий. — После первенства мира в Лилле устроил себе отдых. Целых два месяца практически не работал со штангой. Подходил только к лёгким весам чуть-чуть размяться. В основном бегал, прыгал. Мало ел. Подсох, похудел почти на семь килограммов. Так что в Швеции много поднять не мог, да и не собирался. Лишь бы выиграть. Благо серьёзных конкурентов не было.

          Я слушал его неторопливые объяснения, и всё пытался понять: что за человек этот новый "чемпион чемпионов", являются ли его результаты отражением его личности? Ведь для спортивной борьбы на том уровне, которого Анатолий уже достиг, мало, если можно так выразиться, простого таланта силы — тут нужен талант характера. Есть ли он у Писаренко? Не случай ли вынес его к вершинам славы? О нём ведь так мало известно...

          Хотя на свой первый чемпионат мира в Лилле Анатолий приехал обладателем двух свеженьких мировых рекордов и стал в этом французском городе победителем, а затем в короткий срок ещё шесть раз обновил мировые достижения в самом тяжёлом и самом почётном весе, для многих любителей тяжёлой атлетики он всё ещё оставался новобранцем сборной страны. И это лишний раз подтверждает, сколь стремительным и неожиданным был его взлёт к рекордным вершинам.

          Чем это объяснить?

          Тем, что он рос в тени двух выдающихся супертяжеловесов последних лет — Василия Алексеева и Султана Рахманова, — и их соперничество в борьбе за корону во втором тяжёлом весе оттеснило на второй план все события в этой категории? Возможно. Ведь в той борьбе было немало драматургии, без которой спорт теряет всю свою привлекательность, становясь пресным мероприятием с демонстрацией сухих метров, секунд и килограммов. Приблизившись к своему сорокалетию, Василий Алексеев очень трудно покидал трон самого сильного человека планеты, на котором он царствовал почти десять лет. К Московской Олимпиаде Алексеев пришёл с багажом в 80 мировых рекордов, двумя олимпийскими победами, множеством золотых медалей, завоёванных на мировых, европейских и всесоюзных первенствах и... грузом тридцати восьми лет за плечами.

          Султан Рахманов был не столь именит — хотя и на его счету уже были громкие победы, — но значительно моложе своего соперника. Их очный поединок на олимпийском помосте в Москве закончился победой Рахманова.

          Вот за этим соперничеством двух сильнейших супертяжеловесов любители штанги как-то и просмотрели восхождение новой "звезды".

          Но только ли в этом крылась причина, что имя Анатолия Писаренко долгое время оставалось известным лишь специалистам тяжёлой атлетики? Последние-то заметили его уже давно. Это ведь не случайно, что к Московской Олимпиаде молодой киевлянин готовился вместе с Рахмановым и Алексеевым. Выходит, знатоки уже успели его оценить, рассмотреть в нём перспективного атлета. Но, видимо, даже они просчитались со сроками, когда он выдаст свои рекордные килограммы.

          И ошибиться было отчего: очень уж нестандартен новый чемпион и рекордсмен мира.

          Я перебираю в памяти крупнейшие соревнования штангистов последних двух десятилетий и уже в который раз, несмотря на всё их разнообразие, нахожу надоевший в своём повторении стереотип. Пока состязаются атлеты первых весовых категорий, это представляет собой спортивную картину: крепкие, бугрящиеся стальными мышцами тела сражаются с металлом, стараясь опровергнуть привычные представления о пределах человеческих возможностей. Штангу как вид спорта можно любить и не любить. Но даже те, у кого она не вызывает восторга, не могут отрицать, что это спорт сильных, физически развитых, часто даже гипертрофированно развитых людей.

          Но вот подходит черёд сверхтяжеловесов, которых всегда ждут с особым интересом — состязаться будут сильнейшие из сильнейших, — и в спортивную борьбу врывается нечто от зрелища, схожего с паноптикумом. Это часто уже не горы мышц, а заплывшие жиром, раздавшиеся не столько в плечах, сколько в поясе, колышущиеся громадины. Наблюдаешь парад участников и всё время ловишь себя на мысли: уж не габаритами ли живота они пришли помериться сюда? И феноменальные килограммы их собственного веса как-то отодвигают на второй план феноменальные килограммы поднятых штанг.

          Но вдруг появляется Писаренко и бьёт рекорды при стройной фигуре. Как? Почему? Что дало силы бросить вызов, казалось бы, незыблемой традиции? Может, это случайность?

          Что скажет он сам?

          — Существует примерно такая закономерность: вес штангиста вырастает на килограмм, а его результат в сумме — на два. Значит, либо изнурительными тренировками набирай чистую мышечную массу, и это потребует много времени и труда, либо "нажирай" вес, что гораздо легче и быстрее. Вот и появляются штангисты-"пузыри": рост — метр семьдесят, вес — 150-160 кг. Они тяжело дышат, не могут зашнуровать ботинки. Их не волнует ни собственное сердце, ни собственный вид, бы был лишь результат.

          — Но штангу поднимают всё-таки мышцы...

          — Не только. В темповых движениях общая масса тела тоже имеет большое значение. К тому же те, о ком я говорю, тоже много тренируются, и мышцы у них, конечно, есть. Другое дело, что в каждом килограмме веса, который они прибавляют, мышц всего граммов шестьсот. Остальное — жир. Я же хочу, чтобы прирастали только эти шестьсот граммов мышц и ни грамма жира. Стоит установить верхнюю границу категории супертяжеловесов — допустим, сто тридцать килограммов, — и все сразу захотят быть стройными. Уверен, такая мера имеет смысл, ибо спорт — это прежде всего эстетика гармонично развитого человеческого тела. А "пузыри" своим видом агитируют против спорта, против штанги.

          — Но вас-то они не сагитировали...

          — Я не пример. В тяжёлую атлетику вообще попал случайно, так как всегда считал её тупым занятием, а до этого перепробовал многие виды спорта. Когда я ещё не учился в школе, мой дядя Валера, моряк по профессии, отвёл меня в бассейн: мужчина должен уметь плавать. Я научился и даже выполнил разрядную норму. В школе поочерёдно занимался гимнастикой, баскетболом, классической и вольной борьбой. По борьбе однажды был даже чемпионом Киева в своей возрастной группе. У меня такой характер: если чем-то увлекаюсь, то не пропускаю ни одной тренировки, а надоедает — бросаю сразу и навсегда. Лет в пятнадцать я оставил спорт и предался соблазнам переломного возраста. Хватило, правда, ненадолго. Организм привык к регулярной физической нагрузке, режиму и уже не мог без этого. Вот тут-то один приятель и затащил меня в секцию тяжёлой атлетики киевского "Динамо", к Михаилу Петровичу Кемелю. Я думал: полгодика покачать силу не повредит, а там видно будет, куда податься. Вот с тех пор и качаю.

          — Почему?

          — Тренер такой попался. Если он командовал бы, приказывал бы, навязчиво учил бы, то я при моей склонности к анархизму давно ушёл бы из секции. А этот разрешал делать всё, что хочешь. Лишь иногда давал советы — и то таким тоном, будто это были не его, а мои собственные мысли, а он только помогал их чётко сформулировать. В своё время Михаил Петрович входил в сборную страны, даже "снял" один из рекордов Григория Новака. Громких титулов он, правда, не имеет, но опыта ему не занимать. Он может в течение всей тренировки не сказать мне ни единого слова. Но если скажет, то оно будет единственным, которое необходимо в данной ситуации. Такой вот тренер-нянька, тренер-родитель, короче, идеальный тренер, от которого уйти — всё равно что предать.

          — Тренер тренером, а если спорт, как вы сказали, тупой, чего его не бросить?

          — Тупым он мне казался лишь поначалу. А когда я выступил на соревнованиях, то понял: на помосте идёт тонкая психологическая борьба, и она требует ума. Мне это понравилось. Когда стали расти результаты, оказалось, что и увальнем штангисту становиться не обязательно, можно оставаться гармонично развитым атлетом. Вы видели когда-нибудь Юрика Варданяна? Разве он похож на типичного штангиста? Или я похож? Между прочим, я и сейчас могу, став на борцовский "мост", делать забегания в любую сторону. Гибкость сохранилась...

          — Как всё же объяснить ваши высокие результаты, показанные при таком относительно небольшом собственном весе? Первого сентября 1981 года в Подольске вы установили мировые рекорды для супертяжеловесов в рывке — 201,5 кг и в двоеборье — 447,5 кг. Причём последний принадлежал раньше Василию Алексееву и продержался четыре года. Через восемнадцать дней в Лилле вы стали чемпионом мира, набрав в сумме двух движений 425 кг.

          — Мог больше, но переосторожничал.

          — Я не о том... Ваш собственный вес во Франции был...

          — Сто двадцать три килограмма, страшно подумать. Это тренер сборной заставил набрать лишних четыре килограмма против моего обычного тренировочного веса. Никогда у меня ещё столько не было...

          — Но вместе с тем никогда ещё не было и штангиста, который при таком весе показывал бы подобные результаты. Говорю это не в качестве комплимента, просто хочу понять: как вам это удаётся?

          — Чтобы много поднимать, нужно много тренироваться. Не только чтобы шлифовать технику, но и чтобы наращивать силу мышц. А это неизбежно ведёт к увеличению их массы и, в свою очередь — к увеличению веса спортсмена. Не случайно большинство выдающихся штангистов — и наших, и зарубежных — в течение своей спортивной карьеры постепенно переходили из одной весовой категории в другую, более тяжёлую. Некоторым удавалось успешно выступать в двух-трёх, иногда даже четырёх-пяти весах. При этом, естественно, росли и показываемые ими результаты. А я за те годы, что занимаюсь штангой, побывал в шести весовых категориях. Начинал мальчишкой, рос, мужал, набирался сил, так что ничего удивительного в этом нет.

          Остановлюсь подробнее на двух последних годах — не потому, что они чем-то выделяются из общего правила, а именно потому, что убедительно подтверждают его. На Спартакиаде народов СССР 1979 года я выступал в первом тяжёлом весе, имея 107 кг, и занял второе место с суммой 392,5 кг. В мае 1980 года на чемпионате страны я снова завоевал серебро, по уже во втором тяжёлом весе, показав в сумме 425 кг при собственных 119 кг. В сентябре следующего года, ещё чуть-чуть потяжелев, я "снял" два мировых рекорда: в рывке и в сумме. Конечно, соревнования не могут быть абсолютно точным показателем истинной силы спортсмена: нервничая, он допускает неточности, срывы, хватает "баранки", но тем не менее но их результатам можно понять, кто на что способен. Так вот с известной условностью можно утверждать, что за два года с небольшим я, потяжелев на шестнадцать килограммов, увеличил свой результат в сумме на 55 кг.

          Теперь пойдём дальше. Занятия штангой — это тяжёлый физический труд. Особенно возрастают нагрузки, когда готовишься к большим соревнованиям или рекорду. (Я, например, в этот период поднимаю по 300 тонн за одну тренировку.) Вернуть организму израсходованную энергию может только усиленное питание. Вот и получается: чтобы нарастить мышечную массу, атлет должен много есть; чтобы восстановить силы — то же самое. Я говорю сейчас не об обжорстве, а о самом необходимом уровне потребления калорий. Но усиленные тренировки не могут продолжаться круглый год. Человеку нужен отдых, и в графике любого штангиста есть периоды относительного спокойствия, даже полного отключения от "железа". Это может длиться недели, а то и месяцы. И организм, привыкший потреблять и расходовать много энергии, с трудом приспосабливается к новым условиям. По инерции он требует прежних калорий, расходовать которые ему уже не на что. Если в такой момент не установить строгий режим питания, не ограничить себя в еде, то вес поползёт вверх, причём за счёт жира.

          Мне в этом отношении повезло: у меня нет аппетита. Сколько себя помню, всегда слышал одно и то же: ешь! Сначала мать заставляла. Теперь вот жена и тренеры. А я не могу есть лишнее, не хочу. Конечно, когда много тренируюсь, съедаю столько, сколько нужно для восстановления сил. В период же отдыха ем не больше любого другого человека. Хватает. А поскольку в это время я много бегаю, прыгаю, и вообще люблю подвижный образ жизни, то вес быстро падает. Уходит водичка, случайный жирок. Вот и после первенства мира я сбросил семь килограммов без особого напряжения воли.

          Но мне, разумеется, уже давно советуют: "Не будь дураком, набери килограммов 140, и ты покажешь фантастические рекорды, станешь непревзойдённым чемпионом". На это я неизменно отвечаю: "Такой высокой ценой я не хочу платить ни за рекорды, ни за чемпионские звания". Если дело повернётся таким образом, что ради результата мне нужно будет "нажирать" вес, я оставлю спорт раз и навсегда. Сто тридцать килограммов — вот тот предел, который я могу себе позволить. И не больше.

          Знаете, что ответил сын моего товарища отцу, когда тот посоветовал ему записаться в секцию тяжёлой атлетики? — неожиданно спросил меня Писаренко и продолжил: — Он сказал: "Папа, я не хочу быть штангистом — они все очень толстые". Представляете, мальчишка даже не хочет становиться сильным, что в его возрасте противоестественно, лишь бы не быть безобразным. А виноваты в этом тяжеловесы. В других-то категориях штангисты — атлетично сложённые ребята. Вот и я не хочу разъедаться до такой степени, чтобы своим видом агитировать против спорта. Ни за что.

          — Это вы говорите сейчас, когда не почувствовали до конца опьяняющей сладости побед...

          — Да, я тоже думал об этом. Возможно, будущие рекорды, будущие победы мне так придутся по вкусу, что не захочется с ними расставаться. Человеческая натура склонна к компромиссам... Может быть, и я со временем смогу найти какое-то оправдание, чтобы "достойно" отступить от своих нынешних принципов. Но как бы там ни случилось в будущем, сегодня мне такое отступление кажется душевной слабостью, отсутствием мужского характера, если угодно, предательством самого себя.

          Но я оптимист. Мне кажется, к высоким результатам может вести и другой путь, а не только "наедание" собственного веса. Нужно совершенствовать технику работы со штангой.

          1981 год был моим годом. Весной во Львове я выиграл "Кубок дружбы". А в мае неожиданно — я очень долго готовился и был в отличной форме — "сгорел" на чемпионате страны. Подвёл рывок. Я так "забил" большими тренировками мышцы, что они, став очень сильными, потеряли необходимую для рывка чувствительность. Я легко выхватывал штангу вверх, но удержать её там не мог: не чувствовал. Короче — ноль.

          Мне дали возможность реабилитироваться, послали в Гданьск на Кубок Балтики, где я победил с лучшей для себя суммой — 432,5 кг. Но всё это присказка. В Симферополе живёт мой друг Володя Ильин. Врач по профессии, аналитик по складу ума и к тому же отличный штангист: он был чемпионом страны, побеждал и на Кубке СССР. Штангу он, кажется, бросил, поскольку занялся наукой, готовит диссертацию. Жаль, конечно, — ведь он, как никто другой, умеет "осмыслить" штангу. Как "осмыслил" и мой рывок. Как-то раз он сказал мне следующее: "Главное в рывке — не поднимать штангу, а самому вставать вместе с нею. Поднимать надо себя, а штанга должна быть с атлетом одним целым, должна быть как привязанная. Встать нужно до конца, как можно выше, а когда штанга пойдёт вверх, атлет должен как можно быстрее уйти в низкий сед. Чем больше будет амплитуда, тем больший вес можно выхватить".

          Модель вроде бы предельно простая. Но до Володи мне этого никто почему-то не говорил. Когда он мне всё это разжевал, мы стали выдумывать специальные тренировочные упражнения, которые помогли бы выработать нужную координацию, чувство единства со штангой и дали бы дополнительную нагрузку нужным группам мышц. Потом мы определили оптимальный для меня угол, при котором я начинаю рывок. (Мой старт, надо заметить, выше, чем у других штангистов, что расценивается специалистами как изъян в технике. Но это их дело — наводить критику.) Короче, я стал готовить рывок по новой методе. И за три летних месяца мой личный результат в этом виде двоеборья вырос на 15 килограммов. Что я и продемонстрировал первого сентября на помосте в Подольске.

          — Что же из этого следует?

          — То, что в тяжёлой атлетике, несмотря на высокие достигнутые результаты, есть ещё скрытые резервы. Их нужно исследовать и пускать в дело. Думаю, что с этой задачей успешнее всего справятся хорошо сложённые, координированные ребята. Они уже на подходе, и как только наберут силу, во весь голос заявят о себе, ибо время "пузырей" кончится. Им будет просто стыдно выходить в таком виде на помост и показывать посредственные суммы. Наращивание веса как способ достижения высокого результата исчерпало себя...

          Не знаю, как, но Анатолий Писаренко вызвал к себе симпатию и веру, что он поступит именно так, как говорил, во всяком он сделает всё возможное, чтобы превратить свои слова в дело.

          Симпатия — это понятно. Людям свойственно восторгаться человеческой силой. А тут её столько, и такой необузданной, что радуешься не за самого её обладателя, а за весь род человеческий, сумевший породить такого богатыря.

          А мою веру в его слово укрепила такая вот деталь его биографии. Когда мама привела его в первый класс, он встретил там девочку... и влюбился. И сказал ей, что, когда вырастет, обязательно на ней женится. У каждого из нас наверняка бывали такие моменты, когда мы влюблялись, верили, что это судьба, что на всю жизнь, а потом чувства охладевали, их сменяли новые, более яркие... Так вот Писаренко сумел их сохранить. Все десять лет, что он проучился в школе, он продолжал дружить со своей "невестой". Сидел с ней за одной партой, переходя вместе с нею из класса в класс. Ни его анархистский характер, ни сложности переходного возраста (когда дружить с девчонкой считается зазорным) не повлияли на его отношения с Валей. Он, как обычно, после уроков нёс её портфель до самого дома. А она, круглая отличница, все эти годы помогала ему, если Анатолию вдруг приходилось пропускать уроки из-за спортивных занятий или состязаний, в которых он начал участвовать ещё школьником.

          И они действительно поженились, как он и решил ещё первоклассником. И сын у них уже растёт. И, как всегда, — никаких разногласий. Вот такой у человека характер.

          Это интервью я взял у Анатолия Писаренко, когда он по пути из Стокгольма в Киев из-за нелётной погоды застрял на один день в Москве. Всё, что он говорил, было мне крайне симпатично, и захотелось узнать, что думают по этому поводу его знаменитые предшественники — Юрий Власов, Леонид Жаботинский и Василий Алексеев.

          Каждого из них я спрашивал: "Как вы оцениваете результаты Писаренко, и удастся ли ему, по вашему мнению, успешно выступать и в дальнейшем, "не теряя фигуры"?

          Власов: Рекорды Анатолия Писаренко великолепны, тут и говорить нечего.

          Выстоит ли он против обжирающихся монстров? Не уверен. Это очень трудно, так как неравны условия борьбы. Я испытал это на собственном опыте.

          Гонку за весом одним из первых начал американец Пауль Андерсон. Тогда он потрясал всех нас своими результатами: первым набрал 500 кг в сумме троеборья. Андерсон стал чемпионом мира в 1955 году, олимпийским чемпионом — в 1956 году. И всё за счёт искусственно набранного веса. При росте 175 см он догнал свой вес примерно до 170 кг. А когда попытался сбросить его перед Олимпиадой-56 в Мельбурне до 140 кг, показанный им результат сразу значительно упал. В своём письме Андерсон объяснил мне, что в Австралии простыл, температурил и поэтому не смог сделать всё, что хотел. По-моему, это не так. Почти каждому штангисту когда-нибудь приходилось выходить на помост с лёгкой температурой. Если ты в форме, это не влияет на результат. У Андерсона причина была другой — он резко сбросил вес.

          На первом своём чемпионате мира в Варшаве я весил 118 кг и победил американца Бредфорда, который был на 20 кг тяжелее. К Олимпиаде в Риме я прибавил 5 кг, но без жира, так как много работал на тренировках. К следующему чемпионату в Вене накинул ещё 3 кг, но уже с жирком, так как не успевал отрабатывать вес. Запретил себе этот приём, но... Соперники наседали, они увеличивали результаты, нажирая вес, и, к сожалению, я был вынужден включиться в эту гонку, давать себе послабления. Иначе не получалось. Я был сильнее их, и в зале они не могли повторить ни одно моё упражнение. Но когда они выходили на помост и шуровали в жиме или толчке штангу всей своей массой, то сразу навёрстывали всё, что я зарабатывал за счёт силы и техники в рывке. Из всех моих соперников лишь Норберт Шеманский всегда оставался легче меня. Это был великий спортсмен и труженик. Но и его обходили штангисты, распухавшие от обжорства.

          Выдержит ли Писаренко состязание с ними? Не уверен. Хорошо, если ему повезёт. Но это будет случайностью, которая ничего не докажет. Есть объективно существующие факторы. Будь моя воля, я ограничил бы второй тяжёлый вес 130 килограммами. Пусть соревнуются Аполлоны.

          Жаботинский: Я незнаком с Писаренко, но его результаты вызывают уважение хотя бы потому, что достигнуть их может только много потрудившийся человек. Симпатизирую работягам.

          Думаю, что всё время держать свой вес ему не удастся. Чтобы увеличивать результаты, нужно наращивать собственную массу. Он молод и со временем поймёт эту истину.

          Алексеев: Анатолия Писаренко я знаю достаточно хорошо. Приходилось вместе тренироваться. Парень он способный, ещё многое может сделать, если ликвидирует недостатки в технике. Она у него не идеальна. Его результатами я не спешил бы восторгаться. Говорю это без ревности, хотя он побил мои достижения. Но оба его мировые рекорда — "домашние", они показаны в своей стране, где, естественно, выступать легче. На чемпионате в Лилле его килограммы были поскромнее. Кстати, поехал он туда по "чужому" билету. (Замечу, что и Анатолий Писаренко мне говорил: во Францию должен был ехать более опытный и, по его мнению, более сильный Султан Рахманов, олимпийский чемпион. — Л.П.) Надо подождать, посмотреть, как Писаренко будет выступать в дальнейшем. Причём особенно на международных соревнованиях, где психологические нагрузки значительно возрастают.

          Что касается его небольшого веса, то, на мой взгляд, тут такая причина. Анатолий мало тренируется, и поэтому его не тянет есть, чтобы восстанавливать затраченную энергию. Желудок же его устроен так, что лишнее не берёт. Писаренко непохож на иных тяжей, которых за обеденным столом не видно из-за гор еды, приготовленной к уничтожению — только уши торчат.

          Думаю, если Писаренко прибавит килограммов десять, они на его фигуре но будут заметны, а результаты от этого только вырастут. Мне кажется, что скоро его соперниками станут не обжоры, а молодые ребята, которых уже немало как в первом, так и во втором тяжёлом весах. Высокие, сильные, резкие, они скоро начнут задавать тон среди супертяжеловесов.

          Попутно я спросил у трёх былых рекордсменов и чемпионов, как дела у них с весом сейчас.

          Юрий Власов, который был среди них самым лёгким (136,5 кг), похудел на тридцать пять килограммов. Леонид Жаботинский, весивший 175 кг, — на сорок. Василий Алексеев на Олимпиаде в Москве весил 175 кг, сбросил уже сорок пять.

          — Было трудно?

          Власов: Очень. Я пытался голодать. Чувствовал себя отвратительно, хотя некоторого результата добился. Потом разработал целую систему физических упражнений. Ежедневно трачу па зарядку около двух с половиной часов. И, конечно, соблюдаю режим питания.

          Жаботинский: Сбрасывать большой лишний вес — дело не одного месяца и даже не одного года. Здесь всё просто: трать энергии больше, чем потребляешь с едой. Но сколько же это требует воли — многие годы недоедать, если привык к другому режиму... Но надо.

          Алексеев: Эффективная методика сгонки веса разработана давно и не является большим секретом: надо есть капусту, свёклу, брюкву, морковь. И много работать.

          Короче, штанга продолжает доставлять супертяжеловесам хлопоты и после того, как они покинули помост. За свои громкие былые победы им приходится расплачиваться и поныне.

          А Анатолий Писаренко тем временем продолжал бить мировые рекорды.

          В марте 1982 года во Фрунзе на международных соревнованиях на "Кубок дружбы" он в течение десяти минут установил сразу три мировых рекорда. Зафиксировав в рывке 197,5 кг, Анатолий во втором подходе толкнул штангу весом 252,5 кг, что дало сумму, на два с половиной килограмма превышавшую его же прежнее мировое достижение. В третьей зачётной попытке Писаренко толкнул уже 258 кг, которые принесли ему ещё два мировых рекорда: в толчке и в сумме — 455 кг (в зачёт двоеборья идёт результат, кратный 2,5 кг).

          Чтобы по достоинству оценить подобную щедрость нашего нового лидера во втором тяжёлом весе — к прежнему своему рекорду Писаренко прибавил сразу семь с половиной килограммов, — следует вспомнить, что супертяжеловесы последних лет расходовали свои силы более экономно и расчётливо. Кстати, весил Анатолий в тот день всего 123 килограмма.

          А в конце мая в Днепропетровске на чемпионате страны Писаренко для начала превысил рекорд мира в рывке — 202,5 кг и был близок к успеху, когда пошёл на вес 207,5 кг. Сделав рекордную сумму — 457,5 кг, он в дополнительной попытке толкнул 258,5 кг и установил тем самым ещё один рекорд. Сам Писаренко весил в тот день 123,9 кг.

          Осенью того же года Писаренко во второй раз стал чемпионом мира.

          К Спартакиаде народов СССР 1983 года на его счету было уже десять мировых рекордов. Не удивительно, что все заранее отдавали ему победу на помосте в Москве. В ходе напряжённой борьбы Писаренко набрал в сумме 460 кг — новый мировой рекорд. Казалось, что золотая медаль ему уже обеспечена, но тут другой наш штангист — Александр Курлович из Белоруссии — попросил установить на штангу 260 кг. Зафиксировав до этого 245 кг и 252,5 кг, Курлович уже обеспечил себе серебряную награду, и 260 кг стали не просто вызовом "самому" Писаренко, но ещё и заявкой на "золото", потому что на взвешивании белорусский атлет оказался почти на 3 кг легче своего грозного соперника. И Курлович справился со своей задачей. Писаренко же даже с рекордной суммой в двоеборье оказался вторым.

          И тут я вспомнил ещё раз свой почти двухлетней давности разговор с ним. Свою заслугу Писаренко видел не в том, что установил новые рекорды, а в том, что показал высокие результаты, не наедая лишний вес, и тем сломал привычный стереотип.

          — Вот увидите, — сказал он тогда, — моему примеру последуют другие. Сильных, талантливых парней у нас много.

          И вот теперь на Спартакиаде из одиннадцати атлетов ведущей группы шестеро были легче ста тридцати килограммов. Пример Писаренко оказался заразительным, у него нашлись последователи, что тоже можно считать великой спортивной победой.

          А сам он? Менее чем за два года он установил одиннадцать рекордов мира. Потяжелев за это время всего на четыре килограмма, он поднял сумму двоеборья на 15 килограммов.

          Что будет дальше?

Эдуард Липовецкий

Анатолий Писаренко — украинский Шварценеггер

          При благоприятном стечении обстоятельств он вполне мог стать трёхкратным олимпийским чемпионом. Однако самый сильный человек планеты 1980-х годов, трижды побеждавший на чемпионатах мира, четырежды — на европейских первенствах, так ни разу и не выступил на олимпийском помосте.

          Какой-то злой рок преследовал "украинского Шварценеггера", как называли Писаренко на Западе. На Олимпиаде-80 ему, совсем ещё молодому атлету, предпочли более именитых. Тогда в Москве пару занявшему первое место Султану Рахманову составил уже сходивший с помоста легендарный Василий Алексеев. Писаренко сказали: подожди, твоё время ещё придёт.

          На Олимпиаду 1984 года в Лос-Анджелесе советские спортсмены не поехали по не зависевшим от них причинам. Бойкот Игр-84 странами соцблока лишил олимпийских наград многих наших атлетов, в том числе и Писаренко. Украинский богатырь ради желанного титула готов был продержаться во главе мировой тяжелоатлетической элиты ещё четыре года, и никто не сомневался — он продержится. Но все надежды перечеркнула дисквалификация.

          В итоге первой его Олимпиадой стала Атланта-96, куда Писаренко поехал уже как президент Федерации тяжёлой атлетики Украины. А теперь вот он готовится вывести на помост своих земляков и в Сиднее .

          ...Подъехавший, как мы и условились, к киевской гостинице "Спорт" на "навороченном" джипе статный 42-летний усач мало походил на олимпийского неудачника. Скорее, на весёлого и удалого запорожского казака, собравшегося послать письмо турецкому султану. Я сказал Писаренко: доведись мне быть режиссёром "гастрономических" рекламных роликов с украинским колоритом, не задумываясь, пригласил бы его поедать на экране галушки, сало и хрустящие нежинские огурчики.

          — А почему не лангусты, креветки или зернистую икру? — улыбнулся в ответ "новый украинец".

          И повёз меня для обстоятельного разговора — куда бы вы думали? — на собственный пароход!

Не все мечты сбываются

          — Время действительно лечит, или о своём нереализованном олимпийском потенциале вы до сих пор вспоминаете с болью в душе?

          — Есть, конечно, немного... В 1984 году я просто обязан был стать олимпийским чемпионом. Как говорится, по всем законам физики. Я заслужил эту медаль, выстрадал, если хотите. Однако её у меня нет. Отняли политиканы. Представьте, каково было мне, набравшему на так называемом "альтернативном" турнире "Дружба-84" в Варне 465 кг в сумме двоеборья, узнать, что в Лос-Анджелесе почти никому не известный австралиец получил золото за совсем смешные 412,5 кг? Он заочно проиграл мне полцентнера! Но олимпийский чемпион всё же он, а не я. Это, конечно, обидно.

          — А выступить четырьмя годами раньше в Москве шансов совсем не было?

          — В 1980 году я был молод. Только через год превысил мировые рекорды Султана Рахманова и Василия Алексеева, которым тренеры отдали в Москве предпочтение. Хотя предолимпийские сборы мы проходили втроём, и я не был худшим в той компании. Мало того: в каждом из двух упражнений на тренировках я поднимал на 10 кг больше Рахманова, не говоря уже об Алексееве.

          Но в руководстве сборной посчитали, что Писаренко "ещё сыроват". Может, сыграла роль разница в габаритах. Рахманов весил за 150 кг, Алексеев — 185 кг. Плюс, конечно, регалии. 80 мировых рекордов у Алексеева — это впечатляло. Мой же боевой вес был тогда всего 114 кило. Вот именитые супертяжи меня и "перевесили". Кстати, в предолимпийском чемпионате Союза Рахманов и Алексеев, дабы не рисковать, не выступали. Там победил Владимир Марчук, ненадолго ворвавшийся в тяжелоатлетическую элиту. Впрочем, этот турнир для отбора на Олимпиаду никакого значения не имел. Всё было решено заранее.

          — В конце концов вы доказали, что выдающийся штангист тяжёлого веса — это не обязательно человек-гора, уже своим видом устрашающий соперников.

          — А это по большому счёту и стало едва ли не главным смыслом моей карьеры.

Перестройка подсказала: уходя — уходи

          — Что вам помешало после истечения двухлетней дисквалификации возвратиться на помост, вернуть себе титул сильнейшего и подготовиться к Олимпиаде в Сеуле?

          — Подвело, как ни парадоксально это прозвучит, чувство необычайной готовности. После вынужденного перерыва я почувствовал себя очень свежим и слишком резво возобновил занятия тяжёлой атлетикой. Но эта свежесть была обманчивой. Организм оказался неготовым к сверхнагрузкам: "полетели" связки тазобедренного сустава. С высоты сегодняшнего житейского опыта я понимаю: тогда можно было восстановиться. Потерпеть ещё полгода, вылечиться и — опять войти в привычный тренировочный режим. Но я тогда решил круто изменить свою судьбу.

          Вспомните 1985-1986 годы, начало перестройки, когда жизнь менялась прямо на глазах, открывая перед деятельными людьми новые возможности. Я ведь живой человек, у меня семья. Что могла дать мне тяжёлая атлетика? Вот футболист Шевченко гарантировал себе достойное будущее контрактом с западным суперклубом, и сие нормально. Так и должно быть. А что такое штангист? У меня сейчас в сборной Украины тренируются чемпионы мира Готфрид и Разорёнов, прекрасные ребята, но за душой у них — ни копейки. Украинский олимпийский чемпион по тяжёлой атлетике Таймазов был вынужден уехать в Северную Осетию — он там теперь работает налоговым инспектором. Хотя деньги, которые обеспечили бы его семье безбедное существование, атлет такого уровня должен был бы заработать на помосте. Профессиональный спорт во всём мире позволяет человеку заложить фундамент на будущее. Во всём мире — но только не у нас. Поэтому в 1986 году я крепко задумался: что делать дальше?

          — К тому времени вы стали уже трёхкратным чемпионом мира. Не жаль было расставаться с олимпийской мечтой?

          — Я уходил с помоста, мягко выражаясь, разочарованным. Досадно, но ничего не поделаешь. Очень важно уйти достойно, без суеты. Уходя — уходи. Помню, как Алексеев однажды увидел меня на тренировке и сказал: "Этот парень или умрёт на помосте или сломается". И такая дикая ревность просквозила в его интонации... А ведь он мог бы просто пожелать удачи своему преемнику, который на следующий день установил три мировых рекорда.

Был "заряжен" на 280 кг

          — Что вам помогло войти в элиту сильнейших атлетов?

          — Если скажу, что трудолюбие, то этого будет недостаточно для объяснения. Я встречал на помосте немало трудолюбивых людей, но чемпионами мира из них становились лишь единицы. На помосте физическую силу обязательно нужно помножить — не сочтите это за нескромность — на интеллект и целеустремлённость. Но не надо путать наш спорт с рабским трудом. К своим действиям я всегда подходил осознанно. Хотите верьте, хотите нет, но кроме штанги я в своей жизни ничего тяжёлого не поднимал. Жена говорит на вокзале: "Возьми чемодан". Отвечаю: "Зачем, если есть носильщик?". Это другая нагрузка, которой человек зарабатывает себе на жизнь. Я же занимался совсем другим делом.

          — Вы никогда не комплексовали рядом с атлетами, весившими как минимум на полцентнера больше?

          — Никогда. И вообще должен признаться, что в эстетическом плане мои симпатии на стороне атлетов, которые не отличаются "устрашающими" габаритами. Это Сулейманоглу, Захаревич, Варданян. Совершенно уникальные штангисты.

          — Какие веса вы могли бы поднять, задержись на помосте ещё на какое-то время?

          — Мои рекорды были далеки от пределов моих же возможностей. В рывке я поднял 206 кг, хотя на тренировках уже подбирался к 210 кг. На соревнованиях толкнул 265 кг, а в тренировочном зале фиксировал даже 270 кг. Я толкал от груди 260-килограммовую штангу на два раза. Специалисту это о многом скажет: значит, я был заряжен на 280 кг. Кстати, такой вес я брал на грудь...

          — После ухода с помоста у вас появились какие-то другие спортивные пристрастия?

          — Я с удовольствием занимаюсь теннисом, подводным плаванием, горными лыжами, довольно уверенно чувствую себя в седле: могу скакать галопом, рысью, брать барьеры на конкурном поле. И получаю от этого море удовольствия! В молодости мне предлагали испытать себя в метании молота и в толкании ядра. Однако я всё же предпочёл штангу.

          — Напомните, что произошло много лет назад в Торонто, когда вы и другой выдающийся атлет Александр Курлович оказались в центре таможенного скандала?

          — Нас с Курловичем поймали на ввозе лекарств, которые входят в число запрещённых допинговых препаратов. За этим поначалу последовала пожизненная дисквалификация. Хотя мы вряд ли заслуживали столь суровой кары.

          — Вы полностью утолили своё честолюбие в спорте?

          — Ни в коем случае! Моим амбициям в рамках помоста, на который не выхожу уже много лет, оказалось тесно. Теперь делаю всё возможное, чтобы моё имя и организаторские способности как можно эффективнее работали на украинский спорт в целом и на тяжёлую атлетику в частности. Иначе я не стал бы президентом национальной Федерации тяжёлой атлетики.

Рахманову на день рождения подарил "линкольн"

          — У вас сохранились какие-то отношения с великими предшественниками — Власовым, Жаботинским, Алексеевым, Рахмановым?

          — С Алексеевым отношения у меня не сложились изначально. Его в своё время попытались сделать моим тренером, и Василий Иванович сразу же взялся меня переучивать. Однако во взглядах на штангу мы с ним, мягко выражаясь, не сошлись, так что я пробыл его учеником ровно одну тренировку. Это смешная и печальная история о несовместимости двух характеров.

          Юрий Власов при нашем знакомстве произвёл на меня сильное впечатление. Я сразу почувствовал: это настоящий интеллигент. Однако то, что и как он пишет, меня, увы, не трогает. Это мало похоже на реальную спортивную жизнь.

          Чаще, чем с другими великими, я встречался с Леонидом Жаботинским. Насколько знаю, сейчас он работает в одном из московских институтов. Нормальный мужик, без выкрутасов. Очень живой и реальный. Пожалуй, по своему мироощущению он мне ближе других.

          Наконец, Султан Рахманов. Я назвал бы его большим ребёнком. Он должен благодарить судьбу за то, что очень вовремя пришёл в большой спорт: Алексеев как раз ушёл в тень, а талантливые штангисты новой формации ещё по-настоящему не созрели. Хотя это никак не умаляет триумфа Рахманова в олимпийской Москве. Ведь он победил там действительно всех сильнейших. Сейчас Султан очень болен. Весит двести с лишним кило. Я к нему хорошо отношусь. На 45-летие подарил автомобиль "линкольн". А вот на 50-летие не поехал...

Алаев — это голова!

          Кто-нибудь из знаменитых штангистов прошлого был для вас примером для подражания?

          — Нет. "Незыблемых" авторитетов я не признавал. С большим уважением относился к Давиду Ригерту, Василию Алексееву, другим выдающимся атлетам. Однако кумирами они для меня всё-таки не были.

          — Вы многое делаете для украинских штангистов. Создали базу. Купили оборудования на сотни тысяч долларов, обеспечили спортсменов восстанавливающими препаратами, питанием. Многого из того, что имеет сегодня украинская команда, не было даже у сборной Союза в эпоху её величия. Какой вам резон всем этим заниматься, вкладывать собственные деньги?

          — "Резон" — неточное слово. Если Готфрид, Разорёнов или Удачин, который на чемпионате мира среди юниоров установил три мировых рекорда и стал сильнейшим в тяжёлом весе, завоюют в Сиднее золотые медали, — я буду счастлив. Но главное — будут счастливы болельщики, а это для меня важно.

          Только не нужно переоценивать мои возможности. Решить все проблемы украинской тяжёлой атлетики одному человеку не под силу. Но кое-что, действительно, сделано. К примеру, несколько лет назад удалось вернуть из Сирии Петра Алаева. Это бывший наставник чемпиона и рекордсмена мира Виктора Соца, тренер с колоссальным опытом и воистину энциклопедическими знаниями. Алаев строит тренировочный процесс по самым современным методикам, всё — индивидуальные нагрузки спортсменов, питание, восстановление — рассчитывает с помощью компьютера. С таким тренером я и сам сегодня поднял бы в двоеборье 500 кг.

"Комплекс культуризма"

          — В своё время поговаривали, что если вы решились бы увеличить собственный вес килограммов на тридцать, то ваши рекорды стали бы "вечными". Это верно, будто вам помешал пойти на такой шаг некий "комплекс культуризма"?

          — Но я ведь и со своими "скромными" габаритами был самым сильным в мире! Называйте это каким угодно "комплексом", но только мужчина с красивой фигурой выглядит на помосте привлекательнее, чем пузатый мужик. Шварценеггер мне действительно ближе, нежели бесформенный Пауль Андерсон, патриарх американской тяжёлой атлетики.

          — Кстати, а почему, по-вашему, утратили былой авторитет штангисты США?

          — Я сравнил бы американскую тяжёлую атлетику с американскими же лимузинами: шикарные, с мощными двигателями, заправлены первоклассным горючим... Знаете, какой годовой бюджет у тяжелоатлетической Федерации США? Три миллиона долларов! С украинским или российским бюджетами даже сравнивать глупо. Однако бороться за медали в Сиднее поедем именно мы, а не они. Всё дело в том, что без профессиональных водителей даже на лимузинах далеко не уедешь.

Экономика ближе, чем политика

          — Что заставило вас после большого спорта окунуться в мир серьёзного бизнеса?

          — Жажда свободы. Не той мизерной, которая была в стране Советов, когда за хорошее поведение атлета могли поощрить поездкой за границу, нет. Ощущение настоящей свободы дают только деньги. И ещё — власть. Мне, например, хочется, чтобы украинский НОК перестал быть придатком Госкомспорта, а стал самостоятельной боевой единицей во главе с энергичным лидером. Увы, пока у нас всё — как в прежние времена. Решили создать свой олимпийский банк — спортивные федерации отдали туда деньги. И что же? Ни денег, ни банка. Привлекли в качестве спонсора компанию "Самсунг" — и получили от неё просто смешные деньги. И так во всём.

          — Надо ли понимать вас так, что, стань вы президентом НОК, ситуация изменилась бы?

          — Своими деньгами я могу распоряжаться так, как сочту нужным. И уж наверняка не пущу их на ветер.

          — А пример выдающегося российского атлета Александра Карелина, решившего, судя по всему, сделать политическую карьеру, вас не вдохновляет?

          — Мне всё-таки ближе не политика, а экономика. Кстати, Карелин однажды признался, что в юности собирал мои фотографии, хотел быть на меня похожим. Ну кому не приятно услышать такое из уст одного из самых великих атлетов современности?

Александр Сумко

Анатолий Писаренко: "Приятная тяжесть — добродетель"

          Анатолий Писаренко, без преувеличения, — один из самых феноменальных спортсменов ХХ века. За время недолгой, но чрезвычайно насыщенной спортивной карьеры украинский богатырь установил 17 мировых рекордов и стал победителем многих мировых и европейских первенств.

          Ныне он — президент Федерации тяжёлой атлетики Украины, удачливый бизнесмен и спонсор отечественной сборной тяжелоатлетов.

          — Анатолий Григорьевич, у вас красивый офис, ничего не скажешь!

          — Спасибо, мне он тоже нравится. Эти картины радуют глаз, все отмечают, не вы первый. Обожаю живопись, и картины стараюсь сам выбирать. К примеру, для оформления холла подобрал работы с оттенком экспрессионизма, потому что они подчёркивают современность дизайна, придают ощущение свежести, новизны, ритма. Эти полотна просто провоцируют на активную деятельность. Для своего же кабинета я приобрёл акварель Наталии Геращенко, мне нравится её творчество.

          — А на помост вас выйти не тянет? Тараненко, если не ошибаюсь, в 42 года ещё выступал...

          — Иногда у меня возникает чувство, что спорт, рекорды — всё это было не со мной. Сейчас я мечтаю о максимальном благополучии всего, что мне дорого, — семьи, друзей, бизнеса... А спортивная карьера — давно пройденный этап, хотя и очень значительный.

          — Ещё бы, 265 кг, которые вы когда-то поднимали, до сих пор никто не осилил.1

          — Да, но уже подбираются. Вот на Олимпиаде в Сиднее подняли 262 кг.

          — Но ведь прошло уже почти 20 лет.

          — 265 кг — мой соревновательный результат 1984 года. А на тренировках я в то время и 270 кг толкал, и 280 кг брал на грудь... Но для третьего тысячелетия, считаю, это уже не результат. Супертяжи должны поднимать сегодня свыше 270 кг.

          — Выродились богатыри, получается?

          — Как поёт Макаревич, даже у моря есть берега...

          — Похоже, вы не из тех, кто считает, что из любого спортсмена можно сделать чемпиона?

          — Думаю, люди лукавят, утверждая такое. Толковый тренер действительно может помочь спортсмену прекрасно развиться физически, но воспитать необходимые моральные качества, которые формируются у людей с пелёнок, ему не всегда под силу.

          — Известно, что психологом в сборной тяжелоатлетов СССР одно время работал Анатолий Кашпировский. Как вы считаете, может, это с помощью именно его "установок" вы достигли таких феноменальных успехов?

          — Во-первых, в момент прихода Кашпировского в сборную СССР все свои рекорды в спорте я уже поставил... А во-вторых, спортсменам его "установки" ничем помочь не могли. Скажу больше, может, каким-то больным людям он и помогает, но к спортсменам подобных чародеев нельзя и близко подпускать.

          — Да, но я слышал, что вы с Кашпировским были приятелями?

          — Просто когда-то я помог никому не известному врачу из винницкой психбольницы, что называется, раскрутиться до масштабов популярности графа Калиостро, вот и всё.

          — Интересно, каким образом?

          — Кашпировский — неплохой гипнотизёр, вот мы и решили с моим товарищем, известным тележурналистом Валентином Щербачёвым, немного заработать на этом. Помогли Анатолию пробиться на телевидение, организовывали его шоу на стадионах, сценах... Это был неплохой бизнес. Раньше ведь средства массовой информации очень влияли на людей, просто зомбировали их. Тогда всё, что показывали по телевизору или публиковали в газете, люди принимали за чистую монету. Именно этот фактор и сыграл основную роль в успехе нашего предприятия. А что касается идеи пригласить в команду тяжелоатлетов психолога, то она, конечно, понятна, хотя совсем себя не оправдала. Видите ли, у многих атлетов на официальных соревнованиях проявляется так называемая "боязнь штанги". Результат: первоклассный спортсмен выходит на помост и не может справиться даже с начальным весом...

          — Я слышал, что-то подобное было у Александра Курловича.

          — Именно. Помню, он на всех соревнованиях ныл: я, мол, у тебя, Толя, никогда в жизни не выиграю. Самое смешное, что я действительно всё время его побеждал. Правда, после моего ухода из большого спорта Курлович ещё лет десять не сдавался и выиграл-таки две Олимпиады. Вот что значит характер. Мне кажется, он и есть фундамент спортивного успеха.

          — А вы штанги никогда не боялись?

          — Нет, а вот публику я этим снарядом однажды хорошенько "шуганул". На Кубке мира-81 в Австрии я завершал соревнования и, выходя на последнюю попытку, вдруг почувствовал, что помост как-то подозрительно поскрипывает. Вот я и решил под занавес турнира немного поразвлечь народ. И когда зафиксировал вес и стал опускать штангу, будто нечаянно завернул её так, что вниз она полетела с почти вертикальным грифом, то есть удар всей 250-килограммовой массы, упавшей с двухметровой высоты, пришёлся всего на несколько квадратных сантиметров поверхности помоста... Короче, я только и успел сделать, что отскочить за кулисы, когда к немалому восторгу зрителей и ужасу организаторов соревнований всё это сооружение — помост и постамент под ним — рухнуло до основания.

          — Вот вы однажды сказали, что характер — это фундамент успеха в спорте. А как обстоит с этим дело в бизнесе?

          — Всё то же самое, динамизм жизни в бизнесе такой же, как и в спорте. Как говорится, потеряешь темп — потеряешь деньги. Ну и, конечно, труд — отец всего человеческого. Именно благодаря ему мы уже не бегаем за мамонтами, как наши предки.

          — Как же вам удалось переквалифицироваться в бизнесмена, да ещё настолько удачного?

          — Это было не очень легко, но получалось. Видимо, бизнес-жилка у меня всё же имелась.

          — Известно, что стартовать всегда сложно, а с чего начинали вы?

          — Тогда меня интересовало всё, что приносило деньги. В основном — спекулятивные операции, прибыль от которых я старался вкладывать в производство, и, как видите, не прогадал.

          Теперь моё предприятие — это финансовый холдинг, который управляет несколькими компаниями. В одной из них я председатель наблюдательного совета, в другой — президент, а в остальных просто учредитель, имеющий контрольный пакет акций. Примерно так, если не вдаваться в подробности...

          — И чем эти фирмы занимаются?

          — До недавнего времени основным направлением нашей деятельности были переработка и реализация нефтепродуктов, сейчас же набирает обороты табачная компания, мы стараемся реанимировать крымское табаководство. На протяжении 10 лет успешно работает наша полиграфическая фирма. Совсем недавно мы приобрели чайную фабрику, пытаемся раскрутить новую торговую марку — "За "Динамо"". Кроме того, сотрудничаем с Институтом трав и планируем в недалёком будущем выпускать травяные чаи. А ещё выращиваем зерно — арендуем для этого 5 тысяч гектаров земли...

          — И много ваш бизнес даёт?

          — Скажем так, прибыль в год составляет шестизначное число, но практически все эти деньги инвестируются в производство. Мы на них приобретаем оборудование, станки и т.д.

          — Представляю, какие налоги вы платите государству.

          — Немалые, за год у этого числа тоже не меньше шести знаков набегает, но мы очень стараемся, чтобы стало семь.

          — Вы уже успели сделать две блестящие карьеры — спортсмена и бизнесмена. Сыновьям какую из них советуете?

          — Раньше я хотел, чтобы старший сын стал именно бизнесменом, и как-то не придавал особого значения его увлечениям... По моему настоянию в Денвере, где проживает сейчас моя семья, сын поступил в университет. И что же? Он из уважения ко мне добросовестно проучился три года, а потом взял академический отпуск и вернулся к своему любимому делу. Недавно закончил в Москве курсы Microsoft, изучает программное обеспечение. Поэтому я дал себе слово больше никогда не вмешиваться в этот процесс. Другое дело — посоветовать, постараться заинтересовать чем-то, но не более.

          — А младший?

          — Дома мы называем его "динамит". Недавно он получил сертификат аквалангиста — это неплохо для 11-летнего мальчишки. Кроме того, в США он занимает седьмую позицию среди горнолыжников своего возраста, увлекается гимнастикой, карате... Узнаю в нём себя, я в детстве тоже по несколько секций в неделю менял. И вообще не удивлюсь, если он станет спортсменом.

          — А где проходило ваше детство?

          — Я вырос в Киеве в семье рабочих. Мы жили в превосходном районе, на Сырце: там рядом лес, озёра — для детей просто лафа. Там я научился ездить верхом на лошади, ходить на лыжах, кататься на коньках, стал заядлым рыбаком... Хотя рыбачить мы с пацанами больше любили на Днепре — там клевало лучше.

          — А теперь?

          — Страсть к верховой езде с годами только усилилась. У меня есть хорошая конюшня под Киевом, люблю при случае туда наведаться. А недавно с друзьями на Шацких озёрах подводной охотой баловались — угря, щуку стреляли.

          — Помните свой рекордный улов?

          — На Азове мы как-то зацепили белугу, так у неё только икры было килограммов пятьдесят. И на Каспии бывали неплохие уловы...

          — Интересно, а со школьными товарищами встречаетесь?

          — Самые дорогие воспоминания о школе — это первая любовь, она же жена, с которой мы дружили с первого класса и сидели за одной партой. А всё остальное? Ну, была как-то пара встреч со школьными товарищами, но после очередной такой посиделки у меня пропало всякое желание ходить на подобные мероприятия.

          — Почему?

          — Просто я почувствовал, что мы стали чужими людьми, нас уже ничто больше не связывает. А ещё надоело, что беседы там, как правило, сводились к монологам о чьём-нибудь тяжёлом житье-бытье, о бесконечных проблемах. Скучно...

          — Вам часто досаждают просьбами о финансовой помощи?

          — Бывает. Должен признаться, испытание для психики не из лёгких. Жутко наблюдать сорокалетнего мужика с мировоззрением ребёнка, который и сам от себя такого страдает, и окружающим от него тошно. Самое печальное, что в этом возрасте уже никакие внушения, никакие уговоры взяться, как говорится, за ум ни к чему не приводят. Если человек воспитан разгильдяем с детства, то это уже, как правило, навсегда.

          — И как вы поступаете в подобных ситуациях?

          — А никак. Я просто в очередной раз советую не просить рыбку, а взять удочку и идти ловить себе на здоровье.

          — А снасти даёте?

          — Со мной сейчас работают много приятелей по спорту. К примеру, Владимир Ильин — бывший чемпион СССР, возглавляет одну из моих компаний, Валера Кузьниченко — в прошлом чемпион и рекордсмен мира, тоже со мной трудится, Юра — мой родной брат, кстати, тоже мастер спорта международного класса, возглавляет табачную компанию.

          — Но ведь спортсменов из сборной Украины по тяжёлой атлетике вы всё-таки поддерживаете финансово.

          — Это другое, тут люди "пашут" с утра до вечера и в поте лица, медали на соревнованиях завоёвывают, страну прославляют, а это, согласитесь, достойно уважения и помощи. К тому же я вырос в тяжёлой атлетике, благодаря ей стал мужчиной. Может, как бизнесмен я поступаю глупо, поскольку в финансовом отношении эта помощь, кроме минусов, ничего не даёт, но зато она приносит определённое моральное удовлетворение. Думаю, это не менее важно.

          — Какой процент от финансирования национальной сборной тяжелоатлетов составляют деньги Писаренко?

          — Процентов пятьдесят, думаю. Мы вот недавно подсчитывали расходы нашего холдинга на подготовку ребят к Сиднею, получилось приблизительно два миллиона гривен. Но, к счастью, я не одинок на этом поприще. Так, спортивная база, где наши тяжелоатлеты готовились к Олимпиаде, построена по инициативе руководителя акционерного общества "Крым-тур" Евгения Михайлова — моего друга и помощника. Благодаря ему наши спортсмены теперь имеют возможность готовиться к соревнованиям на просторах всемирно известного заповедника "Карадаг", где у них в распоряжении прекрасный спортивный зал, гостиница...

          — Солидно.

          — Что поделаешь, если государство не может или не хочет этим заниматься... Хотя, надо сказать, развитие спорта финансируется недостаточно во всех постсоветских республиках. Во многом уровень подготовки спортсменов напрямую зависит от поддержки спонсоров. Взять, к примеру, наших борцов. Пока им помогали, были и результаты, которыми гордилась вся страна. А теперь что? В апреле с чемпионата Европы привезли всего две серебряные медали. По-моему, негусто для потенциальных фаворитов.

          — Что для вас означает слово друг?

          — Это родной человек, как брат, сестра, любимая...

          — А вас друзья никогда не подводили?

          — Нет, но вот что касается товарищей, знакомых или партнёров, так это сплошь и рядом... Но относиться к этому надо философски, потому что не все люди обладают моральными качествами и принципами. Если я буду предъявлять партнёрам те же требования, что и себе, то просто устану разочаровываться. В любом случае людей надо уважать и любить и не сеять в себе злобу, отвращение, иначе этот негатив разрушит в первую очередь тебя самого.

          — Как считаете, добро должно быть с кулаками?

          — Я считаю, что своё добро надо защищать. Не все мы, к сожалению, добрые, есть ведь и нехорошие дяди, особенно если говорить о бизнесе. Но защищать своё добро нужно, не растопырив пальцы, как это было модно два-три года назад, а юридически, цивилизованно. Для чего, по-моему, имеются очень хорошие механизмы.

          — Скажите, тяжело быть миллионером?

          — Когда-то ещё Рокфеллер сказал: "Тяжело заработать только первый миллион". А вообще деньги — это всего лишь средство. Есть определённый уровень, когда они как таковые становятся не нужны. Ну, купишь себе туфли, костюм, машину, дом, — и что дальше? Для меня бизнес — это уже своего рода искусство, средство для самореализации. 2

          — Приходилось ли вам поступать против совести?

          — (После некоторой паузы.) Вот я знал, что мне нельзя пирожки и пирожные есть, но я их ел и тренировки пропускал. А если серьёзно, то нельзя себя распускать. Древние индийцы говорили: "С великим трудом мы поднимаем камень на гору, а вниз он падает мгновенно — так же нас влекут вверх добродетели, а вниз — пороки".

Эдуард Липовецкий,
Юрий Юрис

Анатолий Писаренко: "Была мечта — поднять полтонны"

          Интервью корреспондентам "Спорт-Экспресс" дал выдающийся советский штангист, многократный чемпион и рекордсмен мира в тяжёлом весе.

          — Кофе? Чай? — спрашивает Писаренко.

          — Чай.

          — Чёрный? Зелёный? Каркаде?

          — Каркаде.

          Через три минуты на столе уже стоят дымящиеся чашки, и по кабинету разносится аромат "суданской розы".

          Чай Анатолий Писаренко, между прочим, для своих гостей давно не покупает — сам выпускает. 19 наименований. В руках, которые когда-то поднимали рекордную штангу, сейчас сосредоточена примерно десятая часть всего чайного рынка Украины. Немало.

          Впрочем, о его сегодняшних бизнес-предпочтениях спросим у знаменитого атлета чуть позже. Начнём же с вопросов на злобу дня.

Никакая "Дружба" не заменит Олимпиаду

          — В Пекин ехать собираетесь, Анатолий Григорьевич?

          — А как же! Статус обязывает: я ведь президент Федерации тяжёлой атлетики Украины.

          — И как же вы оцениваете шансы своих подопечных?

          — Со сдержанным оптимизмом. До сих пор с каждой Олимпиады мы привозили по одной золотой медали. Теперь, если реально смотреть на вещи, это будет проблематично. И всё же на одну-две награды любого другого достоинства рассчитывать можем.

          — Не жалеете, что сами так ни разу и не вышли на олимпийский помост, что Игры 1980 года в Москве и 1984 года в Лос-Анджелесе прошли мимо Писаренко, самого сильного в те годы человека планеты?

          — Жалею, конечно. Я хоть и "самый-самый" был, однако нормальный человек с нормальными амбициями. Да что теперь говорить, толочь воду в ступе: изменить-то уже ничего невозможно. История...

          — Расскажите, как это было.

          — Ну, про Лос-Анджелес и рассказывать-то, собственно, нечего. Для атлетов моего поколения навсегда осталось занозой в сердце и памяти "мудрое" решение наших старцев из Политбюро ЦК КПСС не посылать советских спортсменов в Америку в отместку за бойкот американцами Московской Олимпиады. Для нас придумали "альтернативные Игры" в виде турнира "Дружба-84". Хотя понятно, что Олимпиаду ничем заменить нельзя. Я поднял в Варне 465 кг в сумме, а какой-то австралиец в Лос-Анджелесе — на полцентнера меньше. Но он остался в олимпийской истории чемпионом в самом престижном, тяжёлом, весе, а я — просто хорошим парнем...

          — Выступить четырьмя годами раньше в Москве помешал "нежный" возраст?

          — Формально — да. Мне тогда было 22 года. Мне говорили: "Молод ещё, успеется". Но мы же не возрастами в Москве собирались мериться, а выяснять, кто больше железа поднимет. На тренировках перед Олимпиадой я поднимал больше конкурентов за место в команде — больше Рахманова, не распространяясь уже об Алексееве. Последний был вообще "сбитым лётчиком" — года три до этого не выступал, никто его не видел. Однако его имя продолжало работать на всю катушку. Как же, сам Алексеев! 80 мировых рекордов! Наше всё! В общем, Василий Иванович попал на Игры в Москву по чужому билету. Было видно, что он не готов. Олимпийский помост, где прошлые заслуги не в счёт, подтвердил это немедленно: к снаряду подошёл смертельно уставший от штанги человек — и забаранил уже в рывке. Чемпионом Олимпиады стал Рахманов. На следующий год я их обоих "разделал": у Рахманова отнял мировой рекорд в рывке, у Алексеева — в толчке и в сумме двоеборья.

          — С Рахмановым, насколько мы знаем, у вас сохранялись дружеские отношения и после спорта, вплоть до его безвременной кончины...

          — Да, у нас были очень добрые отношения. Я всегда поддерживал Султана. Помогал ему строить бизнес в Днепропетровске. На 45-летие, помню, "линкольн" подарил — машину в аккурат под рахмановские габариты: 200 килограммов человек весил. Но при этом, увы, не очень бережно относился к своему здоровью. У всех штангистов, тем более у тяжеловесов, рано или поздно возникают проблемы со здоровьем. Их нужно как-то разруливать: ведь есть медицина, спорт. Султан, к сожалению, прошёл мимо всего этого и потому так рано умер...

Показательная порка

          — С кем-нибудь ещё из "товарищей по оружию" связь поддерживаете?

          — Если вы подразумеваете штангистов, которые были на виду у всей страны, то таких единицы. Ну, с Лёней Тараненко, когда он наезжает из своей Белоруссии в Украину, созваниваемся, встречаемся. Слава Клоков иногда бывает в Киеве. Зато по-прежнему рядом немало людей, вместе с которыми мы в своё время проливали пот в тренировочном зале, железо таскали. Некоторые даже работают у меня. Володя Ильин, который был, по сути, моим тренером на последнем этапе карьеры, сейчас возглавляет несколько фирм. Женя Михайлов — вице-президент нашей Федерации, работает вице-премьером правительства Республики Крым. Анатолий Власов, Игорь Дандик — тоже очень активные люди в Федерации...

          — В яркой спортивной биографии Анатолия Писаренко была и мрачная страница — двухлетняя дисквалификация за использование запрещённых медицинских препаратов. Проще говоря, вы попались на допинге. Болезненная тема?

          — Пусть вам это не покажется странным: ничуть. Что два года украли в спорте — это да. Это было несправедливо.

          — А кто украл? И почему несправедливо?

          — Украла система. Она меня лелеяла, воспитывала, одевала-обувала, кормила-поила и поэтому, видимо, посчитала возможным поступить со мной так, как ей, системе, заблагорассудится. Когда Грамов, тогдашний председатель Госкомспорта, рассказывал, какие мы с Курловичем (белорусский штангист-тяжеловес, дисквалифицированный одновременно с Писаренко. — Прим. авт.) такие-растакие, у нас не было возможности ему возразить: мол, без вашего ведома, Марат Владимирович, или без визы кого-то из ваших замов никаких сомнительных "витаминов" нам не дали бы! Ведь всё, что касалось атлетов нашего уровня, спортивные врачи согласовывали на самом верху. 3

          — Почему выбор, как вы говорите, системы пал именно на вас с Курловичем?

          — Всерьёз толковать об этом — всё равно что рассуждать о закономерностях падения кирпича на голову случайному прохожему. Если в нашем случае и имелась какая-то "закономерность", то она связана только с нашими громкими именами.

          — То есть это была показательная порка?

          — Совершенно верно. Чтобы другим неповадно было. Писаренко шёл у них ледоколом, в моём фарватере оказался Курлович... Там, кстати, ещё третий должен был быть, Гуняшев, потому что доктора всех нас потчевали одними и тем же препаратами. Но Гуняшев был россиянин, для московских спортивных чиновников всё-таки больше свой человек, чем украинец Писаренко или белорус Курлович. 4

          — Вы "отмотали" весь срок от звонка до звонка?

          — А что прикажете делать? Самое смешное заключается в том, что нас не дисквалифицировали ни мировая, ни европейская Федерации тяжёлой атлетики. Только всесоюзная. За рубежом удивлялись: что в СССР творят? Президент МОК Самаранч даже прислал письмо в Госкомспорт с просьбой объяснить суть произошедшего.5

Штангой миллион не заработаешь

          — Насколько та дисквалификация повлияла на вашу дальнейшую спортивную карьеру?

          — Отлучение от спорта дало мне много свободного времени, которое я успешно использовал на строительство собственного бизнеса. Говорят же: нет худа без добра. Но в то же время я продолжал тренироваться, поддерживал себя в тонусе. Произошло кое-что другое, отрицательно повлиявшее на ход событий: после возвращения на соревновательный помост, в сборную страны, я начал спешить. Хотел как можно быстрее вновь доказать своё превосходство над остальными. Сначала с такой торопливостью не согласились связки — полетели, дальше начались проблемы с суставами. Надо было подождать. Дать мышцам всё вспомнить... Как это сделал Курлович. Его в сборную сразу после истечения срока дисквалификации не брали, и он втягивался в работу потихоньку. А когда я ушёл с помоста, Курлович вышел из тени, использовав, помимо всего прочего, и свой возрастной резерв — он на несколько лет моложе меня. В итоге, не поспешая, Саша успел стать двукратным олимпийским чемпионом.

          — Кроме того, что вы не получили шанса покорить олимпийский пьедестал, о чём-то ещё сожалеете, мысленно возвращаясь к своей спортивной карьере?

          — Единственное, о чём серьёзно жалею: я так и не поднял тех килограммов, на которые себя запрограммировал. Мои последние рекорды — 207 кг в рывке 6 и 265 кг в толчке. В начале карьеры я обычно поднимал на тренировках меньше, чем на соревнованиях. Но после дисквалификации, когда вошёл в полную силу, последовал всплеск. Новый уровень результатов. Это был уже не пацан, который в 22 года первый раз выиграл чемпионат мира, а зрелый мужик. На тренировках я толкал 270 кг, пробовал даже 280 кг — не встал. Рывок — 210 кг. Понимал, что 275 кг и 215 кг могут стать соревновательными ориентирами. А главной целью были 500 кг в сумме. Ровно полтонны! Увы, не сложилось. Считаю, что до конца я себя как штангист не реализовал.

          — Кто-нибудь после вас толкал 265 кг?

          — Никто! 7 А потом и вовсе ввели новые весовые категории и наши рекорды отменили. Решили начать всё с чистого листа. Дескать, тяжёлая атлетика, связанная с анаболиками, уходит в прошлое. Как же, уходит... Теперь дожили до того, что целые сборные, опасаясь допинговых скандалов, отказываются ехать на Олимпиаду. Поэтому не надо быть наивным: ничего никуда не уходит... Между прочим, это одна из тех причин, по которой я обоих своих сыновей к штанге не подпустил.

          — А другие причины?

          — Тяжёлый вид спорта и очень травматичный. Последствия остаются на всю жизнь. Не захотел, чтобы мои дети прошли через это. Тем более, что у них был выбор.

          — А у вас выбора не было?

          — Только в том смысле, что я безумно любил штангу, был готов часами истязать себя на тренировках и не слишком задумывался о цене успеха на помосте. Моя семья несколько лет прожила в Америке, и младший сын, Костя, когда ему было всего семь, занимался гимнастикой, горными лыжами и карате. Однажды, помню, он задал мне вопрос: "Папа, в каком из этих видов спорта можно заработать миллион?" Я ответил, что, скорее всего, в горных лыжах, а про себя подумал: как же изменилось отношение к спорту у наших детей! Когда меня спрашивают о причинах, по которым тяжёлая атлетика утратила былую популярность — не только у нас, но и во всём мире, — я невольно вспоминаю тот диалог с маленьким сыном. Поднимая штангу, миллион точно не заработаешь. А здоровье угробишь.

Пошёл дальше Власова

          — По вашему виду — не скажешь, что вы потеряли здоровье. Хорошо выглядите, Анатолий Григорьевич. Штангистов, тяжеловесов особенно, после ухода из спорта обычно во все стороны разносит, как дрожжевое тесто, а вы по-прежнему стройны, словно Аполлон.

          — Спасибо за комплимент. Я даже похудел. Когда поднимал штангу, весил 125-127 кг, а сейчас — 107-108 кг. Стараюсь держать себя в форме. Например, каждое утро час провожу в седле. Обожаю лошадей. У меня дом под Киевом и там же — две конюшни. Есть манеж для выездки, поле для конкура, рядом — большой луг для выпаса. Красотища!

          — Насколько мы знаем, первым, кто сломал привычный стереотип штангиста-тяжеловеса в виде "горы мяса", был выдающийся советский атлет Юрий Власов. 8 Ещё через двадцать лет на помосте появился Писаренко... 9

          — Может, говорить об этом и нескромно, но я пошёл дальше Власова. Если внимательно посмотреть кадры старой кинохроники, на которых он запечатлён, то можно отчётливо увидеть животик... Конечно, далеко не такой впечатляющий, как у Андерсона, Медведева или Жаботинского, но тоже заметный. Власов, кстати, когда выступал, был тяжелее меня килограммов на десять. Так что даже по сравнению с ним я был тонкий и звонкий. Когда Алексеев впервые меня увидел, то удивился: "Ничего не пойму... Этот или сломается, или... что-то поднимет". Благодаря своему сложению я был гибкий, быстрый и доказал, что тяжеловес с такой "скромной" фактурой вполне может быть сильнейшим в мире.

          — Вы упомянули о Жаботинском. Он тоже украинец, из Запорожья. Хотя на помосте по времени вы никак пересечься не могли, вас что-нибудь связывает друг с другом?

          — У нас хорошие, ровные отношения. Я знаю, что он перенёс операцию — были проблемы с коленом. Мне импонирует, что в свои 70 лет Жаботинский остался по духу спортсменом. Не снимает своих регалий, турнир имени себя в Запорожье проводит.

          — Можно подумать, что вам не под силу провести турнир имени Писаренко. Такая идея в голову не приходила?

          — Я вас умоляю! У меня и без этого хлопот достаточно.

          — Кроме чайного бизнеса, чем ещё занимаетесь?

          — (Улыбается.) В этом смысле считайте меня многоборцем. Самолёты в лизинг сдаём. Строительством занимаемся. Полиграфическую продукцию выпускаем. Спортивных лошадей выращиваем. А вот с табачной фабрикой дело, кажется, табак. Мы поняли, что не выдерживаем конкуренции, а убыточное производство держать не имеет смысла.

          — Это больно ударит по вашему бизнесу?

          — Ничего страшного. Справимся. В бизнесе, как в старой песне, где-то теряешь, а где-то находишь. Когда мы начали расфасовку чая, ничто не гарантировало успех этого предприятия. Пару лет ушло на раскрутку, и теперь выглядим (тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить!) весьма достойно. На украинском рынке более 10% чая — нашего производства. Теперь ставим задачу построить новую фабрику, сметная стоимость которой составит не меньше 20.000.000 долларов.

Искатель приключений

          — Почему ваша политическая карьера ограничилась — по крайней мере до сих пор — только одной каденцией в Верховной Раде Украины? Больше в депутаты не тянет?

          — При новой системе выборов — по партийным спискам — нет. Соревноваться с другими кандидатами в мажоритарном округе было так же интересно, как когда-то с соперниками на помосте. Я тратил на предвыборную кампанию собственные деньги, не был обязан ни одной политической силе и очень радовался, когда люди меня выбрали. Я ощущал себя в парламенте самодостаточной боевой единицей, имел возможность отстаивать свою точку зрения. Сейчас же в Раде тупо давят на нужные кнопки по команде руководителя фракции. Мне это неинтересно.

          — Говорят, вы заядлый рыбак и охотник?

          — Скорее, заядлый путешественник, искатель приключений, в число которых входят и рыбалка, и охота, и горные лыжи (специально дом купил в Колорадо), и подводное плавание, и сплав на плотах по быстрой речке... Можно сказать, что я авантюрист — в лучшем смысле слова. На днях вернулся из Архангельской области — там мы ловили сёмгу, а ещё раньше, зимой, ходили на глухаря. Дайвингом занимаюсь в разных точках мира, горными лыжами — в Альпах и в Колорадо, охотился на буйволов и антилоп в Африке, на медведя ходил в Сибири...

          — Кто всё это организует?

          — Есть масса фирм, но в основном о себе беспокоишься сам. Перефразируя наших весёлых классиков, можно сказать: "Забота о путешественнике — дело рук самого путешественника". Особенно, когда идёшь по уже проторённой однажды тропинке. Ну а главный вдохновитель и организатор любой авантюры — это, разумеется, деньги. Только с ними приходит ощущение полной свободы.

          — У вас много врагов?

          — Не думаю, что они вообще есть. Но если вдруг всё-таки есть, то я ни с одним из них, к счастью, незнаком.

          ...Во время нашего разговора на рабочем столе Писаренко периодически просыпался мобильный. Хозяин кабинета всякий раз предельно лаконично отвечал на звонок — и тут же возвращался к беседе. Но однажды, извинившись, подвинул к себе клавиатуру и что-то на ней настучал. Потом набрал телефонный номер и сказал кому-то: "Я послал банковские реквизиты, отправь туда двести пятьдесят тысяч евро. Оплата согласно контракту".

          Тут до нас наконец дошло: пора и честь знать. Человеку работать надо.


  1 Превзошли Курлович и Тараненко стрелка вверх

  2 Деньги и в этом случае не средство, а цель. Человек стремится увеличить своё состояние не из любви к искусству увеличения количества денег, а для всё более и более верной подстраховки от возможных в будущем неприятностей. стрелка вверх

  3 Это очень сомнительное объяснение контрабанды метандростенолона. Гораздо больше сие похоже на неудачную попытку будущего предпринимателя провести первую серьёзную сделку. стрелка вверх

  4 Сие что-то неправдоподобное. Во времена СССР все национальности спортсменов были простой формальностью, то есть каждый из перечисленных атлетов был именно и только советским спортсменом, а не каким-то там украинцем, белорусом или русским. стрелка вверх

  5 А что тут особо объяснять: ребят поймали ведь не на употреблении метана, а на его контрабанде. стрелка вверх

  6 В предыдущем интервью было ещё только 206 кг, то есть с каждым интервью Анатолия Григорьевича его результаты потихоньку подрастают. стрелка вверх

  7 Курлович и Тараненко толкали больше. стрелка вверх

  8 Вообще-то, первые тяжеловесы-любители типа Ригуло, Остина, Амбарцумяна, Куценко, Дэвиса были вполне подтянутыми людьми. Первым среди любителей к телосложению профессионалов типа Сира или Сво́боды вернулся Пауль Андерсон. стрелка вверх

  9 Подтянутыми после Власова и до Писаренко были довольно многие тяжеловесы, оставшиеся, правда, в тени Алексеева: например, Батищев, Манг и Рединг. стрелка вверх

[на главную страницу]

Архив переписки

Форум